Ходили слухи, что Буденный - фамилия вымышленная, под которой скрывается один из соратников Скобелева. Но это, конечно, для утешения любителей иллюзий. А истина такова: недавний старший урядник оказался способнее и хитрее Шкуро, Улагая и даже самого Мамонтова. Действовал Буденный расчетливо, не по шаблону. И еще: ему чертовски везло. Бывает так: фортуна повернется лицом, удача сама идет в руки. А у Мамонтова полоса блестящих успехов сменилась полосой поражений. Ранение, разногласия с Шкуро, мерзкая погода - одно к одному. Казаки, увлеченные им в дальний рейд, сначала шли очень охотно, надеясь пограбить, попользоваться чужим добром. И пользовались, разумеется. Но когда стало трудно, когда нажал на пятки Буденный, пропала у казаков охота воевать в чужих губерниях. Потянуло назад, к родным хуторам и станицам.
Фортуна фортуной, а Буденного надо остановить, и как раз теперь, пока отступление белых не превратилось в бегство. Разведка докладывает, что в штаб противника прибыли представители высшего командования, все начальники дивизий на совещании. Это хорошо. Основные силы 6-й кавалерийской дивизии красных, заняв Волоконовку, прошли дальше на юг. Отлично! Казаки Мамонтова нависли над левым открытым флангом Буденного: более выгодную обстановку трудно представить. И если завтра нанести удар по Волоконовке на стыке двух красных дивизий... Причем не только своими силами, а привлечь к наступлению генерала Науменко...
Начальник штаба еще продолжал докладывать, а у Мамонтова уже готово было решение. Забыв про боль в ноге, он произнес весело:
- Господа, у всех есть карты? Обстановка понятна? Пора, наконец, воздать новоявленному красному генералу все, что он заслужил!
- Ох, пора, ваше превосходительство! - обрадованно выдохнул кто-то.
6
7 декабря, едва рассвело, поехали на передовую. Егоров и Сталин уселись в сани, сославшись на то, что кавалеристы они неважные. Им настелили сена, дали тулупы. Малорослый Сталин совсем утонул в теплой овчине, виднелась только черная шапка, да глаза поблескивали из-под нее. Александр Ильич мороза не боялся, сидел в шинели, прикрыв тулупом лишь ноги. Внимательно оглядывал безлесый простор. Искрились под холодным солнцем снега. Было пусто, тихо, никакого напоминания о войне, только впереди глухо погромыхивало.
Семен Михайлович предупредил Ворошилова: в поле крепко прихватывает мороз. Предложил бурку, но Клименту Ефремовичу бурки казались слишком тяжелыми, давили на плечи, стесняли движения. Под ними только дремать хорошо. Надел две нижние рубашки, френч, бекешу из плотного зеленого сукна на добротной подкладке - и ничего, терпимо. Только ухо, не прикрытое папахой, пощипывало: приходилось сдвигать папаху с одного на другое.
Конь Клименту Ефремовичу достался редкой игреневой масти, невысокий, статный, широкогрудый и, чувствовалось, выносливый. Из офицерских, трофейный. Он послушно, привычно выполнял все команды, но в его поведении ощущалось безразличие и к новому хозяину, и к зимней дороге, и к громыханию канонады. Заметив несколько шрамов на крупе коня, Климент Ефремович ласково потрепал его холку: «Сколько же ты воюешь, бедолага молчаливая? Может, и германскую отломал, и эту теперь... Скольких людей с тебя пули и осколки на землю скинули? Немало, знать, повидал ты этими выпуклыми глазами, прежде чем опостылело тебе все да полного равнодушия...»
Он еще раз погладил ладонью его шею и ощутил мелкую дрожь, пробежавшую по коже коня. Игреневый покосился на седока, мотнул головой, пошел веселее.
Метров на двести опередив сани, двигался эскадрон Особого резервного кавдивизиона - личный резерв Буденного. Следом, бок о бок, начальник 4-й кавдивизии Городовиков и Щаденко. Сам Семен Михайлович держался возле гостей, свешивался с седла, что-то рассказывая. Когда дорога суживалась среди заносов, придерживал жеребца, пропуская сани.
Климент Ефремович присоединился к бойцам замыкающего эскадрона. Встретил знакомых из бывшего Морозовского отряда, который примкнул к группе Ворошилова, когда пробивался в прошлом году через донские хутора на Царицын. Здесь были и Другие бойцы, помнившие Ворошилова по 5-й и по 10-й армиям. Народ все больше немолодой, самостоятельный. «Обкатанные камешки», - вспомнилось выражение Егорова. Каждый со своим достоинством, не то что робкие первогодки, которых не разберешь в куче...
Угощая ветеранов папиросами, вспоминая прошлые бои, Климент Ефремович приглядывался, слушал внимательно. Сразу заметно: подразделение это крепкое, вояки подобраны бывалые. И обмундирование хорошее, и кони ухоженные, упитанные, втянутые в походы. Основной костяк Особого резервного кавдивизиона - земляки Буденного, с которыми он создавал свой отряд, потом полк. Всех Семен Михайлович знал лично: полное взаимное понимание, взаимная выручка.
Летом восемнадцатого года Климент Ефремович видел отряд Буденного в бою и удивлен был необычной тактикой, основанной на вере в эту самую взаимную выручку, замешенную на дружбе и на землячестве. В атакующей лаве выделялись многочисленные звенья из двух-трех всадников. Впереди - опытный рубака с неотразимым ударом. А чуть сзади или чуть в стороне - отличный стрелок с карабином или с наганом, он прикрывал напарника, расчищал ему путь огнем. Может, и не всегда попадал на полном скаку, но не очень-то уверенно чувствует себя враг, когда рядом свистят пули, когда шарахается конь. А неуверенного и рубить проще.
С такой тактикой разбивали буденновцы противника, вдвое и втрое превосходившего по численности. Конечно, в обычных сабельных эскадронах, где народ разный, где всегда текучесть, трудно добиться столь крепкой спайки, но в Особом кавдивизионе отрядные традиции полностью сохранились. Надо бы их по всей Конной армии распространить...
Когда Семен Михайлович в очередной раз отстал от саней, Ворошилов подъехал к нему:
- Поговорил с хлопцами. Орлы!
- А там у меня почти каждый или унтер, или георгиевский кавалер.
- Старая гвардия?
- Почему старая? - не понял Буденный. - Как раз подходящий возраст.
- У Наполеона была гвардия из самых закаленных солдат. Опора, телохранители. Только в крайнем случае в бой пускал. Даже на Бородинском поле в атаку не двинул. Опасался, что перемелят.
- Башковитый мужчина, - одобрил Семен Михайлович. - При такой гвардии в спину не выстрелят, сонного не скрутят.
- Вот и у тебя тоже.
- Без Особого кавдивизиона нельзя. И охрана, и конвой, и всегда резерв при мне. Война такая: сейчас в поле пусто, а через минуту казаки из балки или из-за леска. - Буденный вскинул руку, прикрываясь от солнца, оглядел сверкающий белый простор. Недовольно обратился к подъехавшему Городовикову: - Где же твои части, Ока Иванович?
- За Волоконовкой. Скоро нагоним. Люди гордиться будут: такое начальство к нам в самое пекло! - С детской откровенностью радовался начдив.
- Не нужно в пекло-то, - усмехнулся Ворошилов. - Зачем нам фронтовым командованием рисковать? С хорошего пригорочка, да в бинокль.
- Тоже так думаю, - согласился Семен Михайлович. - Под Волоконовкой как раз холмы. Только от Егорова биноклем не отделаешься...
Дорога начала полого спускаться в низину, к замерзшему ручью. Громче звучала канонада, можно было различить отдельные выстрелы. За бревенчатым мостиком догнали странную кавалькаду. Сильные артиллерийские лошади с трудом тянули по снежному месиву серые бронеавтомобили с пулеметами в приплюснутых башнях. Водители помогали только тем, что рулили да покрикивали из открытых дверей.
Подбежал командир в полушубке, в больших валенках, доложил: броневики выдвигаются согласно приказу, отстали от дивизии по причине плохой дороги.
- Неисправные? - поинтересовался Ворошилов.
- Как это неисправные?! - в голосе командира звучала обида. - У нас полный порядок!
- Давно вы на конной тяге?
- С самого Воронежа. Заносы - колесом не проедешь. Да и горючего одни слезы.
- Не жалься, - сказал Буденный. - Хороших дорог не обещаю, а горючее будет в Валуйках. Станцию захватим - и будет. Товарищ Ворошилов пускай знает: на марше броневикам за конницей не угнаться. А как затычка у наших - тут, глядишь, и броневики подоспели, помогут своим огоньком.