Святой отец встретил жениха дочери у ворот дворца. Джованни преклонил колено и поцеловал перстень папы Александра. Жители Рима, видя эту картину, изумлялись и радовались: казалось, что они наблюдают какое-то мирское таинство.
Внутри дворца к отцу подвели Лукрецию, поддерживаемую знатными дамами – и папской любовницей Джулией. Она тоже облобызала перстень. Вокруг отца столпились кардиналы и епископы.
Лукреция и Джованни стали на колени на позолоченные подушки у ног святого Петра, подтвердили свое согласие перед нотариусом.
Гостей было необычайно много. Среди них ничем не выделялся молодой, статный Альфонсо д’Эсте, сын и наследник герцога Феррарского. Он сам недавно женился и поглядывал на молодоженов снисходительно. Беленькая Лукреция ему приглянулась, но он не думал, что встретит ее еще раз. Через десять лет он вспомнит свою мысль и подивится ей.
Епископ Конкордии надел кольца молодым, а ватиканский капитан поднял свою шпагу над их головами, знаменуя заключение брака.
Брак был заключен. Начался праздник.
Поистине, это была огромная свадьба, богатая и пышная. Сам святой отец обвенчал новобрачных, и пели на клиросе мальчики, и казалось, что неразделимым будет то, что соединил Бог.
Начали пир, усадили жениха, невесту – нет, уже мужа и жену.
Вдумчиво смотрел на них Сезар: на жениха с тонкими, модно подкрученными усами, нервными губами и пальцами. Он был в два раза старше невесты, уже вдовец, уже отец внебрачной дочери. На его фоне Лукреция смотрелась еще моложе – наряженной, игрушечной. Сезар поежился, начал уговаривать сам себя: старый муж мудрее молодого.
Давали представление. Вышли ряженые, вышли и запели:
Два близнеца родились у отца-купца
В Сицилии. Один из них похищен был,
А брата, что остался, нарекли тогда
Менехмом, имя дав ему пропавшего.
Едва он вырос – странствовать отправился,
Найти надеясь брата. В Эпидамне он
Его нашел; но прежде чем им встретиться,
Хлебнул он горя, ведь пришельца все сочли
Менехмом – тесть, жена, подружка братнина.
А как все было – сами вы увидите.[12]
Близнецами в свечном полумраке сидели Хуан и Сезар, только один был мирянин, а другой – кардинал. Но комедия Плавта никому не показалась предзнаменованием.
На ночь муж смиренно поцеловал жену в лоб, и разошлись по разным спальням. Слишком она была молода. Вроде и поженились, а вроде и не до конца. Сезар вдруг почувствовал, что от этого ему дышится легче.
Торжества продолжались еще несколько дней и потом закончились. Джованни остался в Риме, как офицер папской армии, но довольно скоро оставил службу и через четыре месяца вместе с молодой женой отправился к себе домой, в города Пезаро и Градару.
Должно быть, все сочли, что за эти месяцы она уже достаточно выросла.
Глава 9, в которой говорится о сомнениях французского короля
Карл Восьмой, король Французский, унаследовал от отца три вещи: претензии на королевство Неаполь; своеволие; фамильный нос, огромный и чувствительный не только к перемене погоды, но и перемене в чужих намерениях и душах. Не унаследовал он от отца хватки, ума и проницательности.
Его преемник – и по совместительству троюродный дядя – герцог Орлеанский унаследует у Карла три вещи: Францию, жену и войну.
Король, наследовавший по древнему династическому браку право на Неаполь, медлил.
Золотым соловьем пел папа Александр, писал Карлу надушенные письма, пахнущие патокой. Карл читал их по нескольку раз, не понимал потом, откуда медом пахнет, почему пальцы липкие и откуда столько ос вокруг него вьется.
Искусно раздувал опытный Александр в молодом короле жажду славы.
Говорил ему:
– Вот, полвека назад пал Константинополь, оплот христианства, и нет у нас больше защитника перед ордами неверных. Град святой томится в нечестивых руках. Собери же Крестовый поход, о король, и отправься – нет, не в Иерусалим, но на берега Хорватии, чтобы потом идти на восток, где солнце палит и пространства бесконечны.
При дворе короля отгоняли ос, брызгали по углам горькими духами, отмывали от писем папы руки короля.
Говорили ему:
– Он так коварен, этот обаятельный черноглазый испанец. Он хочет ослабить вас, о государь, услать вас на чужую землю, чтобы вы сложили там свою прекрасную голову, что подобна голове Аполлона.
Король Карл смотрел на себя в зеркало чужими глазами: глазами своих придворных и слуг, не видел, что у него лицо – собачье.
12
Строки из комедии Тита Макция Плавта «Два Менехма», или «Близнецы» (пер. А. Артюшкова). На фоне возросшего интереса к античности комедия, согласно источникам, игралась на свадьбе Лукреции и Джованни, несмотря на то что была написана во II веке до нашей эры.