20
Казалось, он только закрыл глаза. Почему его будят? Чья-то рука мягко, но настойчиво трясет его плечо. Опять!
- Подъем, подъем!
Рука становится все настойчивее, теребит шевелюру.
- Да очнись ты!… Открой глаза. Ну!
Морозов с усилием приподнял тяжелые, словно чужие веки. Увидел над собой лицо Петра Андреевича.
- Переломи себя,- стараясь держаться строже, сказал Петр Андреевич.- Вам дали поспать не час, как вы просили, а больше двух. А ну, кто поднимется первым: советский моряк или ирландский?
Петр Андреевич отвернулся, желая скрыть улыбку. Очень уж наивно прозвучали его слова.Будто к ребенку обращается! А давно ли этот разрумянившийся со сна паренек был мальчонкой? Еще и сейчас в его сонном лице с обиженно оттопыренной нижней губой есть что-то ребячье.
Неожиданно Морозов закрыл глаза и плавным движением юркнул с головой под одеяло. Та же сильная рука стащила с него одеяло.
Наконец-то до сознания дошло,надо вставать. Морозов сел в постели, опустил ноги с койки.Внезапный сильный толчок откинул его назад. Он ударился затылком об стену и пробудился окончательно.
Из соседней койки неловко вывалился Олаф Ларсен. Осмотрел мутным взглядом каюту, Петра Андреевича, разложенное на креслах облачение аквалангистов. Взгляд его задержался на Тихоне-Томе,придерживавшем на столе термос и поднос с бутербродами, и сразу стал осмысленным.
Горячий шоколад и гренки развеяли сон окончательно.
Аквалангисты надели вязаные шерстяные брюки, толстые фуфайки, гидрокомбинезоны, ласты.
- Пошли, хлопцы!- поднялся Петр Андреевич.- Время.
Джим Олстон ждал их на корме. Возле него на палубе стоял переносный телефон. В стороне Иван Акимович с матросами брали на стопор приспущенный за борт кормовой якорь…
Аквалангисты не успели осмотреться.
- Прошу внимания! - обратился к ним Джим Олстон.
Коротко и четко объяснил он свой дерзкий замысел. Аквалангисты должны были под водой срастить свисающий с гребного вала свободный конец перлиня с цепью приспущенного с кормы якоря.Затем механик даст самый малый ход…Вернее, даже не ход.Слегка подрабатывая машиной, он станет как можно медленнее проворачивать винт парохода в обратную сторону.Тяжесть спущенного со стопора якоря потянет канат вниз, освобождая гребной вал и винт.
- Кончите сращивать перлинь с якорной цепью, немедленно сигнальте частым подергиванием страховочного линя,- закончил Джим Олстон.- Если сможете- проследите, пока гребной вал не очистится от каната.
Слушая капитана, Морозов не мог справиться с растущим волнением. Неужели удастся освободить пароход, вернуть его к жизни?…
Оборвала его мысли команда Джима Олстона.
- Пошел за борт!
Морозов спустился по штормтрапу.В воде он освободился от висящего на плече обрывка цепи. Когда он подплыл к Олафу Ларсену, тот успел подвесить лампу к рулю и направить светящийся конус на винт и гребной вал.
Вдвоем они поймали конец перлиня и потянули его к якорной цепи. Канат дрожал и вырывался из рук, как живое существо - то боязливое, то непокорное. Чем дальше оттягивали его от гребного вала, тем сильнее он сопротивлялся, тянул в сторону днища…
Немного оставалось до туго натянутой цепи, когда канат вырвался и исчез за винтом настолько стремительно, словно заранее выбрал себе укромное местечко под черным днищем.
Аквалангисты вернулись к рулю. Придерживаясь за него, выровняли дыхание.
Олаф Ларсен сильно оттолкнулся от руля и, часто работая ластами, ушел в глубину. Вынырнул он с концом перлиня. Положив его на гребной вал, он знаками показал напарнику: «Ложись на него. Держи».
Морозов навалился грудью на конец каната. Олаф Ларсен достал из черной сумки моток прочного линя. Связав конец eго с канатом, норвежец сверкнул зеленоватым серебром под лучом лампы и растаял вдали.
Ларсен вернулся не скоро. Ухватившись за гребной вал, он показал Морозову зажатый в руке конец линя, уходившего в сторону приспущенного с кормы якоря.
«Обвел линь вокруг якорной цепи,- понял Морозов.- Толково! Теперь-то подтянем канат».
Олаф Ларсен безмолвно позвал его за собой. Они подплыли к слегка покачивающейся цепи. Выбирая тугой, трепещущий в ладонях линь, подтянули конец упирающегося каната и общими усилиями обернули его в два витка вокруг якорной цепи. Перлинь был укрощен. Больше он не вырывался из рук и лишь упруго выгибался в сторону движения воды.
Окруженные зыбким зеленоватым полумраком аквалангисты разводили растрепанный конец перлиня на пряди и старательно сращивали их с цепью. Однообразная утомительная работа притупила ощущение времени. От долгого пребывания в воде пальцы одеревенели и все хуже справлялись с мягкими пеньковыми прядями…