— Это почему-с?..
— Да вольно ж вам наряжаться в этот дурацкий кафтан. Вон тем, я думаю, и в кителях жарко.
Она указала назад своим хлыстиком.
Хмуров был в суконном кафтане русского покроя, перетянутом золотым поясом с цветными, эмалевыми бляхами.
— Ну, хоть и не потому, — возразил Хмуров. — Вон, поглядите-ка, видите — сюда спускается...
— Кто это?
— А это наш новый негоциант...
— Перлович?..
— Он самый. Я, знаете, хочу его к нам пристроить: мы его придержим с нами, а там — ко мне. Сведу его со Спелохватовым, пускай потягается...
Они поехали шагом. Остальные члены кавалькады стали понемногу догонять передних.
— Станислав Матвеевич! — кричал рыжий артиллерист. — Вы там не переедете; возьмите немного поправее — там уже!
— Это он недавно купил чалого, — заметил один офицер другому и приподнял фуражку, отвечая на поклон издали Перловича.
— Недавно, должно быть; у него прежде был вороной с лысиной.
— Вас нигде не видно, Станислав Матвеевич, — сказала амазонка, когда Перлович неловко перескочил канаву, причем чуть не вылетел из седла, и подъехал к обществу. — Вы совсем пропадаете на вашей даче.
— В оборотах погряз, — вставил Хмуров, — такие дела заводит, что скоро всех нас подорвет.
— Ну, вас-то не скоро подорвешь, — огрызнулся Перлович. — Вы не поверите, Марфа Васильевна, времени свободного так мало, так мало... Мое почтение, капитан!.. Здравствуйте, господа... Да к тому же, я живу так далеко...
— Мы все к вам как-нибудь нагрянем гуртом, — перебил рыжий артиллерист.
— А ты, — (Хмуров имел привычку скоро сходиться на ты), — к тому времени кое-что в лед заруби, понимаешь... Ты куда это ехал-то?
— Поезжайте с нами, — приглашала его амазонка. — Конечно, если вы не имеете чего-нибудь более интересного...
— Извините... Я собственно ехал к вам... к тебе, — поправился Перлович, обращаясь к Хмурову, — а пока — в город, по одному делу (Он наклонился к Хмурову и понизил голос). Ну, так вот видишь ли, надо повидать кое-кого.
— Кого, кого? — наступал Хмуров.
— Захо, да еще, вот, Федорова.
— Стой! Этих жидов ты сегодня у меня увидишь... такой ансамбль соберется...
— Итак... — протянула Марфа Васильевна.
— Да что с ним говорить! Не пускать его, да и только, — решил Хмуров и заворотил коня Перловича.
Кавалькада тронулась.
— Вы, говорят, устроились не хуже бухарского эмира, — начала Марфа Васильевна, поравнявшись с новым членом кавалькады.
— Ну, уж это слишком.
— Помните — в Самаре... Мы встретились, если не ошибаюсь, на Самолетской пристани.
Перлович передернул поводья своей лошади, отчего та задрала морду кверху и засеменила ногами.
— Вы, кажется, служить собрались здесь? — допрашивала наездница.
— А теперь нашел выгоднее бросить службу...
— Отчего выгоднее?
— У вас вон шлейф разорвался, — круто повернул Перлович, и ни за что ни про что огрел чалого хлыстом по боку.
Их обогнала коляска парою, сопровождаемая неизбежными конвойными казаками. В экипаже сидел красивый, полный генерал с дамою сурового вида.
Рыжий артиллерист и остальные офицеры приняли солидный вид и приложили руки к козырькам фуражек. Хмуров почтительно раскланялся и даже произнес с гостиннодворской вежливостью: «Мое почтение-с, ваше превосходительство-с...», хотя генерал никак не мог его слышать.
Марфа Васильевна скромно опустила глазки; Перлович нагнулся к стремени и что-то очень долго поправлял гайку на ремне.
Коляска скрылась за поворотом...
Довольно большое пространство, усаженное правильными рядами старых, раскидистых абрикосовых деревьев, кишело гуляющими. Разноцветные фонари ясными точками искрились во мраке, в глубине рощи, и бледнели по окраинам, где им приходилось еще побороться со слабыми лучами угасающего дневного света. Сквозь деревья виднелись какие-то постройки, флюгера, полосатые навесы; в этих пунктах освещение было ярче и гремела военная музыка.
Часть этого гульбища была огорожена решеткой: она предназначалась для привилегированной публики... Вдоль этой решетки, по наружной стороне, стояли десятка два длинных приземистых дрожек в одну лошадь, так называемых долгуш, две коляски и множество верховых лошадей, оседланных русскими и азиатскими седлами. Группы оборванных сартов, евреев, туземцев, преимущественно детей, жались к самой решетке, пытаясь разглядеть, как забавляются «урусы».
— Эй, пошли прочь... Гайда! гайда!.. — помахивая нагайкой, разгонял Хмуров толпу у ворот, когда кавалькада прибыла на место.