Какая все-таки разумная животина! Подошел, убрали щит, и отправился неспешно в навесу. Мы с дедом собирались идти к гопникам. Картина, развернувшаяся через несколько секунд была забавная.
Сначала наши баба сложили арбалеты, раскрутили копья, убрали щиты за спину, вызвав удивленный возглас со стороны вояк. Особенно, когда шлемы поснимали, да косы расправили. Потом Обеслав начал отрабатывать трактором назад. Тут вообще шок напал на мужиков. Они так и сидели, с открытыми ртами. Мы только пожали плечами, и двинулись к ним.
— Хорошо, что биться не стали, — почесал щеку Славик, еще один чесоточный, — от баб помрешь, в Валгаллу не пустят. Мы-то думали, тут мужики собрались, воины. А тут лось, да бабы. Причем лось обвешаный…
— Так вы из-за этого биться не стали? — спросил я.
— Ну… — протянул Славик, — лось ваш грозен сильно. А с ним не бой получится, а охота. А значит пировать у Одина не получиться, уйдешь в Хельхейм.
— Хм, гримасы спорта, — только и смог выдавить я. Еще бы, сами не зная того, воспользовались слабостью и религиозным мракобесием суровых вояк.
— Ладно, Ярослав, объясни своим, что раненые пусть к дому подходят, во-о-о-н туда, там их перевяжут да покормят. Оружие пока тут, под охраной оставьте, нечего в дом с ним идти, — Славик кивнул, — сам ты как? Сильно порезали? Нет? А Торир? Тоже только зацепило? Это хорошо. Что с теми что на лодке?
Их как раз снимали с бортиков. Там были самые увечные, у одного вон даже руки не было, по запястье. А у второго, которого на руках переносили, вместо ноги какая-то непонятная культя.
— Неси этих первыми, Буревой, распорядись, чтобы им водки выдали. Кто оружие охраняет? — Славик ткнул в одного вояку, молодой еще белобрысый пацан, — пусть орет, если первый данов увидит. Торир!
Седой повернулся ко мне. Я тут его людьми, а он ни ухом ни рылом. Видать, тоже вымотался.
— Торир, за мной пошли, перевяжут тебя. Да битву будущую обсудим.
К домам потянулся ручеек увеченных вояк. Там уже моя ненаглядная выносила еду, разливала по нашим мискам вчерашний суп из кролика. Те жадно пили его, отвергая предложенные ложки. Расположились прямо на земле, Олесь с Новожеей таскали им воду ведрами, ее пили не хуже супа. Из погреба потек ручеек морковки, засоленной рыбы, гусиного мяса, потом выглянула голова Добруша. Выскочили Агна и Леда, с охапками бинтов и банками со спиртом. Начали жестами показывать, чего хотят. Вояки со стонами разоблачались. Стакан настойки, протереть рану спиртом, сверху бинт, вываренный в ромашке. Начался медицинский конвейер.
Я переживал, что сил нам на битву может не хватить, но мужиков надо поднять в строй. Сами мы не выдюжим. Те сначала отбрыкивались от баб, потом дело пошло веселее, как настойку распробовали. Даже парочка самых целых кинулась помогать. Нормально, дело пошло. Мы тем временем дошли до дома, я провел всех в актовый зал. Там была Смеяна, палкой толкала бинты в чугунке, да кидала сушенную траву.
— Ой! А я его знаю! — девочка сжалась испугано.
— Не переживай, они не тронут.
Седой, как ни странно, тоже ее вроде как узнал. И Славик, они что-то сказали друг другу, даже слегка посмеялись. Я вопросительно уставился на переводчика.
— В прошлый раз вопила, аж уши закладывало, да покусала меня. Валькирия. Мелкая, как пчела была, а сейчас вымахала, — Славик добродушно объяснил причину смеха.
— Я уже взрослая девушка! — Смеяна гордо задрала нос, чем вызвала уже всеобщий приступ смеха. Нас отпускало нервное напряжение.
— Раз взрослая, иди вон Торира, этот вот этот седой дядька, перевяжи., - сказал я, улыбаясь.
— Ой! Он ранетый весь! — девочка кинулась к чугунку, достала бинты, начала просушивать их утюгом. На все это с толикой смущения и удивления смотрели наши варвары. Ну или гости. Или союзники, как получится. Утюг чугунный, печка странная, стекло (!) в окнах, стены под полированными панелями, мебель непривычная для них. Они бегали глазами по сторонам, пытаясь понять, как деревня с одними бабами и дедом превратилась в такое. Ну ладно, если споемся — потом расскажу.
— Тебя не было в прошлый раз, — перевел Торира Славик, — недавно пришел?
— Ага, как раз при вашем появлении, из леса наблюдал, — я с укоризной посмотрел на них.