– Сумку забыла.
– Ну и бог с ней, все равно сюда возвращаться.
– Да там ключи от тачки… – Я потрусила к подъезду, и Женька за мной. – Иди к машине, – посоветовала я.
– Какая разница, что с тобой идти, что рядом с ней ждать.
Через пять минут я решила, что это судьба, потому что внимание на почтовый ящик обратила глазастая Женька. Я и про свой-то ящик через день вспоминаю, потому прошла мимо, даже не взглянув в ту сторону, а вот Женька взглянула, остановилась и сказала:
– Там что-то есть.
И даже тогда я не придала ее словам особого значения. Мы поднялись в квартиру, за это время Наталья успела умыться и, судя по запаху с кухни, приготовить кофе. Дверь открыла сразу.
– Ты знаешь, где у них ключ от почтового ящика? – накинулась на нее Женька.
– Вон на гвоздике висит.
Женька схватила ключ и выскочила из квартиры, а через минуту вернулась с конвертом. Конверт был подписан печатными буквами, обратный адрес отсутствовал. Судя по штампу, письмо отправили из почтового отделения номер семнадцать, это в трех шагах от Дунаевых. Особо не церемонясь, Женька вскрыла конверт и извлекла листок бумаги. Буквы печатные, неровные, точно писал ребенок. Женька начала читать вслух: «Вера Андреевна, пожалуйста, не беспокойтесь за ребенка, ей ничего плохого не сделают».
– Да что же это такое? – всхлипнула Наташа, а мы совершенно обалдели, не зная, то ли радоваться, то ли печалиться. Наталья пошла будить сестру, а мы покинули квартиру.
– Скажи еще, что тут нет семейной тайны. Что за дурак мог сотворить все это? – злилась подружка.
– Спроси что-нибудь попроще. Лишь бы только Лельке в самом деле ничего не грозило…
Из первого же автомата я позвонила мужу, рассказала о серебристом «Део», о том, что он, скорее всего, тот самый, который мы видели на даче за несколько дней до похищения, ну и о письме, конечно, тоже. Письмо Романа Андреевича особенно заинтересовало.
– Вера Андреевна? – переспросил он. – Так и написано?
– Да.
– Чудеса…
– Почему чудеса? – насторожилась я.
– Потому что у девочки еще отец есть, отчего бы не написать: Вера Андреевна и Игорь Васильевич или граждане родители, а если они силы экономили, то ни к кому конкретно не обращаться…
– Что ты имеешь в виду? – удивилась я.
– Ничего. Чудеса, говорю, да и только.
– А твой муж прав, – садясь в машину, заметила Женька. – В самом деле чудеса, ведь получается вот что: вы, мол, Вера Андреевна, не беспокойтесь, а об Игоре Васильевиче речи нет. Что-то тут не то…
– Надоела ты мне с этими семейными тайнами, – отмахнулась я.
– Бог с ними, семейными тайнами, скажи-ка мне лучше: ты Верку сколько лет знаешь?
– Ну, года четыре, наверное.
– Наверное… – передразнила подружка. – А поточнее?
– Поточнее тебе лучше знать: ты нас и познакомила.
– Не буду спорить… Она в «Вечерку» пришла сразу после декретного отпуска, а до этого работала в районной администрации.
– И что?
– Пока ничего. Давай ко мне заедем, надо позвонить в несколько мест.
– Давай лучше ко мне, – жалобно попросила я. – Пока ты звонишь, я обед приготовлю.
– Боишься, что наш бравый подполковник похудеет?
– Конечно, боюсь.
– Тады ладно, – кивнула Женька.
Обед я приготовила, а Женька все еще сидела возле телефона. Закончила говорить с кем-то и посмотрела на меня.
– Ну что?
– Вроде всех обзвонила, – почесав нос, сказала она. – Интересная штука получается…
– Какая еще штука?
– Никто из общих знакомых не видел нашу Верку беременной.
Честно говоря, соображать я начала не сразу. Постояла, открыв рот, и по прошествии нескольких минут охнула:
– Вот это да… Ты думаешь?..
– Думаю, – кивнула Женька.
– Похоже на правду, – вынуждена была я согласиться. – Тогда реакция родителей на появление тети Люды понятна, да и ясно становится, кто и по какой причине умыкнул ребенка. Наша Лелька – приемная дочь Дунаевых, а настоящая мамаша вдруг объявилась после шести лет отсутствия и решила вернуть ребенка.
– Ага, причем Игорь с Веркой, скорее всего, знают, кто она такая, и Игоря мы не застали дома, потому что он ищет эту самую мамашу.
– А почему не заявили в милицию?
– Ну, это совсем просто: они не хотят, чтобы кто-то узнал, что Лелька – их приемная дочь.
– Вот мы тут напридумывали черт-те чего, а может, все это ломаного гроша не стоит. То, что Верку не видели беременной…
– Лично я предпочитаю, чтобы Лелька сейчас была со своей матерью, хоть и чокнутой. Мать – это мать, и ребенок с ней в безопасности. А догадки можно проверить. Поехали к Дунаевым.
– Ты что, у Верки спросить хочешь? – вытаращила я глаза. – Ей и так здорово досталось.
– Я хочу у Наташки спросить, она должна знать. Поехали.
Однако Натальи мы у Дунаевых не застали. Из района приехала мать Веры и сейчас находилась с ней, а Наталья отправилась домой проведать своих мальчишек, которых воспитывала без отца, невесть куда испарившегося года два назад после очередного отчаянного запоя. Был слух, что при желании его можно обнаружить на колхозном рынке в компании безногого индивида и третий год подряд беременной леди неопределенного возраста, но Наталья слух этот близко к сердцу не принимала и о бывшем говорила лаконично: «Смылся». Мальчишки ее отдыхали в лагере, но вдруг заскучали и заявились домой, поэтому Наталья и вынуждена была покинуть сестру. Мать ее, женщина в возрасте, сидела на диване и тихо плакала. Вера, очумевшая от таблеток и уколов, молча пялилась в угол, а вернувшийся Игорь метался по квартире.
– Ничего нового? – спросила Женька.
Он покачал головой и вдруг рявкнул:
– Черт!..
Понять, к чему этот «черт» относится, мы не могли, да и неважно это было, важно то, что, судя по поведению Игоря, его утреннее путешествие ощутимых результатов не принесло.
– Ты письмо видел? – не без робости спросила я.
– Видел, – кивнул он.
– А в милицию сообщили?
– Сообщили.
– И что они?
– А что они вообще могут? Уже три дня прошло… О господи! – Он отшвырнул стул, я вздрогнула от неожиданности, а Женька спросила:
– Их не удивило, что в письме обращаются к Вере?