У него такой вид, словно он не верит словам Пенека.
— А зачем тебе было меня ждать?
Тишина.
Пенек:
— Мне уж ясно… За зиму ты совсем перестал считать меня своим товарищем…
Борух дважды потянул носом, забыв, что теперь он это делает очень редко.
Пенек:
— Коли так, нам не о чем говорить. Но оставаться в дураках я тоже не желаю. Не думай, пожалуйста, что я пришел напрашиваться. Вот это самое главное. Пожалуйста, не думай.
Борух молчал.
Пенек:
— Я пришел спросить тебя: зачем ты меня искал, когда я был на заводе?
В эту минуту Пенек явственно ощутил в себе то чувство, которое он унес с собой с завода: чувство внезапно возмужавшего и поумневшего человека.
— Об этом я и пришел спросить тебя: зачем ты меня искал?
Борух:
— Скажем так — искал тебя… Ну и что же из этого? Что было, то прошло и быльем поросло. Давно улетело…
Голова Боруха чуть-чуть склонена набок, точь-в-точь как у его отца, Нахмана, когда того, бывало, расспрашивали в «доме»: «Скажи по совести, вы хорошо сделаете работу?» Рука как будто пытается повторить движение отца. Нет, Борух во всяком случае не такой, чтобы фальшивить, он сказал:
— Вовсе не стану я прикидываться перед тобой дурачком. Скажу откровенно: я и вправду заходил к тебе.
Тут Борух рассказывает, что у его отца еще ничего не заготовлено к празднику. Решительно ничего. Борух признается:
— Думал я занять у тебя трешницу… Как-никак ты все же был моим товарищем, хоть ты и барчук. Я, бывало, стеснялся ходить с тобой на завод, опасался — подумают, подлизывается. Не скрою от тебя… Теперь я очень доволен, что не задолжал тебе…
Молчание.
Пенек задумался.
— А ты трешницу уже достал?
Борух:
— А тебе зачем знать? Немного уже достал…
У Пенека вдруг блеснула мысль о ручной сумочке Шейндл-важной. Он спросил:
— Значит, уже достал?
Борух:
— Я прямой человек, скрывать не стану. Приехал на пасху Иосл. Он мне и одолжил.
От одного этого имени дрогнуло сердце Пенека. Он даже не расслышал точно, сколько Иосл одолжил Боруху. Запомнил только, что речь шла о каких-то копейках.
Пенек:
— Когда же он приехал?
Борух:
— Я пошел в село разыскать Петрика и дошел до самого завода. Там же Иосл дал мне взаймы и сказал: «Не сегодня завтра приедет домой Нахке. Я тогда еще сумею занять. У меня мама все забрала. Нахке, — сказал мне Иосл, — тебе тоже немного поможет».
Молчание.
Пенек:
— А про меня Иосл тебе ничего не говорил?
Борух:
— О тебе? Ничего!
Лицо Боруха такое же, как у Нахмана, когда он старается убедить заказчика в своей добросовестности: Борух серьезен, но все же готов улыбнуться. Он, видимо, не без удовольствия добавляет:
— Нет, к тебе Иосл меня за деньгами не послал. Верно, потому, что богачи — большие свиньи.
Это прощальные слова Боруха: они ему заменяют обычное «прощай». Борух уходит.
Пенек с минуту постоял неподвижно. В его ушах все еще звенели слова Боруха: «Богачи — большие свиньи».
Надоедливые слова! Дома Пенека ненавидят, на окраинах попрекают богатством. Какая-то неразбериха! Шут с ними! Долго огорчаться — не в натуре Пенека. Важно вот что: Иосл — лучший товарищ, закадычный друг. Еще и поныне Пенека тянет к нему…
Ну ладно!..
Пенек возвращается домой с таким видом, словно у дома жестянщика ничего не произошло. Он решил: «Больше об этом не стану думать. Баста!»
С этим решением Пенек вошел в «дом». Когда он прошел по ярко освещенным комнатам и увидел в одной из них сумочку Шейндл-важной, у него в голове опять блеснула та же мысль, что осенила его при разговоре с Борухом: «Сумочка… туго набитая…»
Тут же мысль окрепла: «Вынуть пятирублевку — отнести Нахману».
Пенек убежден, что хотя он этого никогда не делал, тем не менее он сумеет проделать все ловко и незаметно. Долго собираться, долго раздумывать — не в его правилах. Все в жизни он делает ловко и умело. Он уверен, что эта ловкость не покинет его и теперь. Хорошо было бы проверить это на сумочке Шейндл-важной. Преступного ведь в этом ничего нет: он ведь намерен только попробовать — сумею или нет?
Как раз теперь в комнате Шейндл нет никого. Он может побыть там недолго и осмотреть сумочку. Как она открывается? Ах, вот как! Надо нажать сверху на никелированную кнопку большим пальцем правой руки. Левой сразу потянуть за ушко. Пенек как бы проверяет самого себя:
— Успокоился? Значит, знаю, как это сделать?
Тут же он себе возражает: