Несколько дней спустя Пенек слышал, как она в кругу семьи жаловалась на отца:
— Пусть на том свете господь обойдется с ним лучше, чем он обошелся со мной в своем завещании.
Потом были похороны: парадные, многолюдные, торжественные.
Пенеку казалось, что многие из шедших за гробом почти веселы.
Огромная толпа, не жалея сил, плетется за гробом пешком к далекому кладбищу, чтобы собственными глазами увидеть, как опускают в могилу самого богатого в городе человека. В центре толпы, в экипаже, едут мать и дети. На козлах, рядом с кучером Янклом, сидит Пенек. Всю дорогу он грызет себя: среди мальчишек, бегущих за экипажем, находится и Борух.
Пенек чувствует, что Борух никогда не простит ни ему, ни себе, что приходится бежать за экипажем.
«Зачем он бежит?» — с возмущением думает Пенек.
Как будто нарочно, Борух, следуя за экипажем, упорно глядит в глаза Пенеку. Пенек отворачивается, но, оглянувшись еще раз, видит: слава богу! Борух свернул в сторону на дорогу, ведущую к опустевшему винокуренному заводу. Должно быть, он направляется к Иослу. Зачем ему так спешно понадобился Иосл?..
Во дворе заброшенного завода, позади дома, где жил Эйсман, на весенней ранней травке сидела Ольга, старшая дочь Эйсмана, недавно приехавшая к родным погостить. Ольга была в одном лифчике — ее руки совершенно обнажены, все это словно назло городским обывателям, наградившим ее кличкой: «Заклятый враг царя».
Ольге нипочем сидеть несколько месяцев в тюрьме и, освободившись, через некоторое время снова сесть. В промежутке между двумя арестами она работает в соседнем городе у ювелира.
Здесь удивлялись:
— Виданное ли это дело, чтобы девушка работала часовщиком?
И еще говорили о ней:
— Если бы не огненно-рыжие волосы, она была бы красавицей.
Возле Ольги полукругом на траве расположились: ее двенадцатилетняя сестренка Маня, Иосл, выросший вместе с Маней на заводе, Нахке, товарищ Иосла. Ольга читала детям «Пчелы» Писарева. Больше объясняла, чем читала. Черномазый Иосл с красиво изогнутым носиком и живыми, плутовскими глазками — в них скачут бесенята — быстро уловил смысл: речь идет не о пчелах только, а о рабочих людях и бездельниках. Иосл вообще все усваивает так же легко, как легко овладел слесарным мастерством.
Нахке не все понимал потому, что беседа шла на русском языке, и потому, что под голыми руками Ольги виднелись рыженькие подмышки, а Нахке было уже четырнадцать лет (несколько лет спустя он сам признался в этом Пенеку).
Ольга дошла до того места, где говорится, как рабочие пчелы убивают трутней. Это понял и Нахке, заявивший уверенно:
— Так будет и у людей.
Маня усмехнулась.
Ольга сделала ей замечание и спросила:
— У кого есть вопросы?
Но дети стеснялись и молчали.
Ольга продолжала читать о рабочих пчелах и трутнях. Юным слушателям уже стало ясно: речь идет о людях и о том времени, которое неизбежно придет. Тут вдруг вдали показался Борух. Он прибежал из города, красный, вспотевший, запыленный, переполненный чувством преданности к товарищам, с которыми он так связан.
— А! Иося! Нахке! Я ищу вас. Пойдемте в город! Скорее! Он уже умер…
Ольга спросила:
— Кто умер?
Борух:
— Богач. Отец Пенека…
— А кто такой Пенек?
Мальчики замялись. Маня пронзила взглядом Иосла.
— Он учился с Пенеком в одном хедере, — сказала она, — это его товарищ.
Нахке сказал уверенно, серьезно, даже с оттенком зависти:
— Пенек провел стачку. Здесь недавно. У местного портного.
— Стачку?
У Ольги, когда она засмеется, кажется, смеются даже ее рыжие косы.
— Погоди, расскажи толком!
Нахке рассказал все, что произошло недавно в мастерской портного Иосроела. Борух был необычайно взволнован. Отозвав в сторону Нахке и Иосла, он рассказал все, что видел в городе, даже про Пенека, сидевшего на козлах. Возбуждение Боруха передалось Нахке и Иослу. Оттого ли, что они только что читали о пчелах, убивающих трутней, или от мыслей, что то же будет со временем и у людей, им казалось, что здесь, в городке, со смертью богача уже наступила новая жизнь, родился новый мир. Они отправились с Борухом в город посмотреть, каков этот новый мир. Им казалось, что они первые начинают в нем новую жизнь.