Зозуля бродил усталый и подавленный…
Весь следующий день он провел у телефона, не отходя ни на минуту, все звонил и звонил, чтобы услышать хотя бы тот единственный слабый звук, ставший ему дорогим и близким.
В корчме все говорили на непонятном ему языке, но он догадывался, что речь шла о нем:
— Смотрите! Как старается!
— Пусть себе кричит — покойника из гроба не поднимешь!..
— Нам-то что!
Напряженный, хриплый, надтреснутый, умоляющий, звучал голос Зозули у телефона:
— Отвечай же!.. Говори же!..
В его усталых выкриках слышна была боль, неизбывная, мучительная: «Братцы, не покидайте!.. Хоть одно слово, родные!..»
Когда Зозуля вечером, прижав трубку к уху, принялся снова кричать в телефон, он уже больше ничего не слышал, ни даже последнего, слабого звука.
Было ясно: где-то порваны провода.
Зозуля вышел на дорогу и прислушался к шуму леса, сверля глазами мглистую даль.
Кругом было тихо. Вернулся корчмарь и что-то шепотом стал рассказывать поджидавшей его у ворот жене. Та слушала его, вся просветлев, и косилась на красноармейца. В корчме зажгли огонь. В этот вечер тщательнее протирали ламповые стекла, громче обычного разговаривали, нисколько не считаясь с присутствием красноармейца.
Назло хозяевам Зозуля опять принялся звонить.
Из корчмы вынесли во двор столы и скамьи.
Хозяева суетились, как перед праздником.
Проветривались подушки, перины, одеяла.
Повытаскивали из сундуков припрятанную одежду.
Обметали стены.
Тщательно мыли топчаны и шкафчики.
Скребли полы.
Скоблили и чистили, будто ждали важных господ.
Зозуля смотрел на все с удивлением и печалью.
Из корчмы повыкидывали все, что напоминало про его пост.
— Вы что это делаете? — кричал он в сердцах.
Но его не удостаивали ответом. Чем больше в корчме скребли и мыли, тем сильнее чувствовал он, что его собираются выжить вместе с телефоном.
Зозуля налитыми кровью глазами смотрел, как убирали угол, который он занимал.
— Вот дьяволы!.. Вот гады!.. Нарветесь же вы! — грозил он.
Корчмарка проворно белила стены и будто нарочно забрызгала телефон.
Зозуля вдруг еще острее почувствовал, до чего он и его аппарат одиноки и всеми покинуты.
— Сюда не лезь! — наступал он на корчмарку. — Не нужно, говорю, в углу убирать!.. Я сам приберу, слышь, ты…
Но женщина как бы не слышала его. Она опускала швабру в ведро и еще больше марала аппарат.
— Не трожь, говорю! — вспыхнул Зозуля.
Он схватился за винтовку. На лбу у него вздулись жилы, все мускулы напряглись. Все в доме замерли. Испуганная корчмарка с воплем отскочила и смотрела на Зозулю широко раскрытыми глазами. Губы ее быстро шевелились, произнося слова, обращенные не к красноармейцу, а к мужу.
— Не трогай ты! — пробурчал хозяин. — Оставь его угол, пусть уж…
В корчме снова стало тихо.
Зозуля тщательно смыл с телефонного аппарата пятна, приговаривая вполголоса:
— Ну, и нарветесь же вы!.. Ну, и попадет же вам за это!.. — Не оглядываясь по сторонам, он продолжал — Ну вот, значит, аппарат этот… телефон, я говорю… Штука она смирная, деликатная, механизм в ней тонкий… Целая, можно сказать, машина. Ежели плохо с ней обращаться, так будто живого человека обижаешь. Мало ль что молчит… А трогать он никого не трогает…
Но возле Зозули уже никого не было, остался только дед, который, по обыкновению, сидел возле печи, распространяя вокруг себя тяжелый дух, и что-то беззвучно шептал.
— А трогать он никого не трогает, — повторил Зозуля, крича старику прямо над ухом.
Тот смотрел на него и причмокивал.
Охваченный тоской, Федор побрел к себе в угол и больше оттуда не выходил, ревностно оберегая телефон.
Через несколько дней приехал Бучильников. Он привез первых двух человек, чтобы отсюда доставить их к границе.
Зозуля рассматривал их, стиснув зубы.
Приезжие — помещики с холеными лицами — неподвижно сидели в тяжелых шубах и зорко охраняли свои вещи.
Зозуля разглядывал их с яростью, со свирепым огоньком в глазах.
«Вот гады! Вот пиявки! Награбили, значит, всякого добра и теперь тикают!..»
А те сидели испуганные, избегая взглядов Зозули, возившегося у телефона. Они рвались поскорее уехать. А на другой день появились еще телеги, приехали еще люди.
Робко и украдкой Зельда знаками вызвала Зозулю во двор. Он нашел ее за клуней, куда она понесла выколачивать матрац.