— Не сочиняй, пожалуйста, — тихо перебивает ее отец, — этого я тебе никогда не говорил. Может, это сказала твоя мамаша… Я придавал значение только знатности рода. Мать Бериша и мать Шавеля — родные сестры. Обе из рода известного Якова Эмдина. У них даже родословная книга была.
Тут ему приходится прервать речь. Шейндл-важная едва не хватила кулаком по столу:
— Врут они! Никакой родословной книги у них не было. Родословную им смастерил тульчинский раввин, жулик первостатейный, хоть и духовного звания! По секрету тебе скажу: этого проходимца раввина Шавель двумя тысячами за «работу» вознаградил. Заранее с ним сторговался. Бериш мне сам как-то проговорился…
Тут Пенек заволновался. Он опять невольно упустил часть дальнейшей беседы. Он задумался. Вот интересно! Муж родной сестры — потомок царя Давида, а Пенек этого и не подозревал…
Пенеку это показалось очень важным. Он тут же решил: вот придет Бериш в гости, надо будет его по-новому разглядеть, осмотреть со всех сторон, не похож ли он хоть чем-нибудь на царя Давида? Не поет ли он втихомолку, не играет ли на арфе, как царь Давид, не грешит ли, наконец, и он порою с какой-нибудь красавицей Вирсавией, как сказано в библии. Об этом Пенек учил в хедере:
«И царь Давид, встав с ложа своего, прогуливался по крыше царского дома и с крыши увидел моющуюся женщину».
Пенек скоро очнулся от своих дум. Беседа отца с сестрой шла уже о винокуренном заводе, близ которого Шейндл-важная живет с мужем.
Сестра донимала отца своими жалобами:
— Заарендовал ты винокуренный завод и передал его нам. Не завод это, а разоренье. Нашел ты для нас дело, нечего сказать, благодарю покорно! Прошло то время, когда винокуренные заводы были золотым дном. Люди наживались тогда на том, что утаивали акциз от казны. При перегонке «градусы крали». Теперь же всюду поставили новые приборы, да еще с казенной печатью. Утаить немыслимо. Бериш ничего не придумает. Сколько ни старался, ни одного градуса ему не удалось украсть…
Пенек поражен: «Вот те раз!.. Бериш — потомок царя Давида!»
Потомок царя Давида рисуется Пенеку вооруженным пращой, чтобы метнуть камень в филистимлянина, великана Голиафа, — прямо в висок! Но чтобы потомок царя Давида «крал градусы» на винокуренном заводе?!
Отец пытается возражать, но Шейндл перебивает его:
— Вложи ты в винокуренный завод и мои деньги и средства Бериша, всего восемнадцать тысяч. Обещай, что убыток пойдет за твой счет. Уплати нам за наши деньги проценты. Обещай сейчас же. Не отступлю от тебя!..
— Постой, погоди! — хмурится отец. — Дай слово сказать…
Тишина.
Отец слегка передразнивает дочь:
— «Наши деньги»… «Твои деньги»… «Наше»… «Ваше»… Скоро все будет не мое, а ваше… Покрыть убыток тебе и Беришу — значит забрать деньги у твоих братьев, твоих сестер, твоей матери… Обидеть их… Ну вот… Болен я… а ты приехала и мучишь…
Тишина.
Отец медленно продолжает:
— Подумаю… Может, в самом деле есть смысл поехать к маме за границу…
Неизвестно, говорит ли он это всерьез или только хочет прекратить разговор о винокуренном заводе. Ну да, Пенек и раньше знал — Шейндл-важная всего у отца добьется.
Он удивлен: зачем же тогда отцу понадобилось упираться?
Шейндл-важная не любит откладывать дела в долгий ящик: сказано — сделано. Она тут же начинает укладывать отцовские чемоданы. В поисках нужных вещей она ежеминутно забегает в комнату, где лежит Пенек. Возбужденному Пенеку это не дает заснуть. Он слышит, как сестра снова донимает отца:
— Дом запущен. Нужно использовать летнее время, когда все в отъезде, и сделать ремонт. Хотя бы полы покрасить…
— Хорошо, хорошо, — соглашается отец, только чтобы отделаться от нее, — пусть ремонт… сделай, сделай ремонт…
В таком случае Пенек вряд ли заснет сегодня: забот у него — хоть отбавляй!
«Какой же маляр здесь в городе может полы покрасить?»
С этой работой, по мнению Пенека, пожалуй, справится только один человек: этого человека зовут Нахман, маляр Нахман. Живет Нахман у самой околицы, неподалеку от сапожника Рахмиела. Нахман на редкость беден. Дом у него полон ребят. Он раскрашивает толстые крестьянские полотна, разрисовывает их разными узорами и петушками. Однажды Нахман в «доме» уже работал: красил крышу пристройки. Правда, краска после первого же дождя слезла, словно ее и не было, но все же он ведь красил…