Ночь — как праздник! Каждую ночь заново рождаются и роща, и городок, и люди. Этого Пенек не знал. Как может сердце вместить такую великую радость, радость стольких волшебных рождений?
Пенек пробежал несколько шагов по улице, которая вела к избушке маляра. Нахмана. В нос ударил запах зеленых огурцов, росших вдали, на огороде. Незавязанные шнурки ботинок болтались у Пенека под ногами. Вот-вот Пенек разозлится, заскрипит зубами, оторвет их ко всем чертям, эти проклятые шнурки. Хоть Пенеку и некогда, все же он невольно останавливается и оборачивается: его глаза приковывает роща.
Ничего подобного Пенек еще никогда не видел: над рощей восходит солнце… По спине мальчика пробежала дрожь, он весь съежился. Глаза, словно впервые прозрев, заморгали, не веря себе.
— Неужели это солнце? Откуда же оно?
Бледный огонек у лесной опушки. Этот огонек обронила ночь. Лунная речка на небе. Из речки выплывает огненно-красный мяч. Он огромен, свежевымыт. Это солнце, это матерь всего мира, сама себя родившая. Оно сияет, светит красным счастьем жизни, оно, о котором все говорят:
— Взошло красное солнышко!
— Закатилось солнышко!
…Шейндл-долговязая однажды вечером после прогулки с Зусе-Довидом… Шейндл-долговязая стояла тогда посреди кухни и делилась только что услышанной новостью:
— Солнце больше не вертится вокруг земли. Сейчас земля уже вертится вокруг солнца!
Вид у Шейндл-долговязой был довольно гордый. Она добавила:
— Со временем люди станут говорить: «Земля восходит». Так и знайте!
В кухне Шейндл-долговязую подняли на смех.
Буня сказала:
— С ума спятила! Какой это дурак скажет: «Земля взошла»? Это твой Зусе-Довид в своем календаре разную чепуху вычитывает… А ты, дура, веришь всему, что он тебе наплетет… Корова ты! Это он тебя нарочно дурачит…
Шейндл-долговязая, как всегда упрямая, твердо стояла на своем. Все же решили справиться по этому вопросу у сердитого Зейдла. Но Зейдл — он никого не удостаивает взглядом, — когда к нему обратились, сразу обиделся, даже рассердился. С него достаточно, что он, ученый, благочестивый еврей, должен сам таскать в «дом» кули с мукой. А тут еще служанки пристают к нему с разными вопросами.
Он недовольно ответил:
— В святом писании сказано: «И взошло солнце над землей»… Не земля, значит, восходит, а солнце… Солнце восходит…
Зейдл до того обиделся, что даже забыл на кухне свой порожний мешок. Уходя, он пробурчал:
— Сказано о солнце: «Восходит оно, как жених в брачном убранстве своем»… Это значит — как новобрачный из-под свадебного балдахина…
Обо всем этом Пенек сейчас вспомнил.
Пробежав несколько шагов, он невольно остановился и, повернув голову, обратил глаза к восходящему светилу.
Теперь он видит — прав был Зейдл. Точь-в-точь как Зейдл говорил: «Как новобрачный из-под свадебного балдахина…»
Пенек не может оторвать глаз от восходящего солнца.
Какое оно огромное! Как сверкают его лучи!
Вращается ли оно вокруг земли, земля ли вращается вокруг него, — не все ли равно Пенеку?
Главное: оно здесь!..
Теперь, когда все еще спят, оно взошло!!! Видишь? Вот оно — солнце!
Оно уже вынырнуло из огненной реки.
Оно господствует над всем миром, подобно тому как Шейндл-важная господствует над всеми в кухне. По ее приказу все ложатся спать, по ее приказу все встают. Но Шейндл-важную все на кухне ненавидят, в особенности Пенек; он не любит, когда им командуют. Другое дело солнышко: пожалуйста, пусть оно им командует сколько угодно… пусть прикажет вскочить на крышу, — Пенек это сделает с большим удовольствием… Еще одна секунда… В последний раз Пенек взглянет на солнце и побежит. Нет, верно, угрюмый Зейдл наврал. Ведь не может быть, чтобы столь важной лучезарной особе приказали бы: «Сделайте одолжение, потрудитесь вертеться вокруг земли!»
Еще разок взглянуть на солнце и — кончено! Последний разок!
Вот странно! Косые солнечные лучи сверкают, падают на домики, дремлющие в прохладе раннего утра. Только что засиявший солнечный свет нежен и ласков. Таким Пенек видит его первый раз в жизни. Он вовсе не знал, что сияние солнца подобно человеку: рано поутру оно молодое и нежное, покрыто легким пухом, как слабый, только что вылупившийся птенчик; днем оно могучее и властное; под вечер разморенное, как хилый старик, который еле кряхтит… Это надо запомнить!