Пенеку праздник до того не по душе, что он бы с удовольствием от него отказался.
По всему видно, надвигается война между богом и людьми. Гневные стрелы бога со всех сторон летят в человека, жужжат без передышки, вот-вот вопьются в тело. А бедный человек трепещет, охвачен смертельным страхом и защищается лишь одним средством: уговаривает бога, что он, бог, необычайно добр, необыкновенно кроток, безгранично милостив.
Ах, как милостив!
Что касается Пенека, то он чуть-чуть сомневается в безграничной милости бога.
«Как бы не так!» — думает он.
Бог позволяет себе — он видел уже не раз — весьма неблаговидные поступки. Если бы так поступал человек, его бы все презирали.
Вот пример. Бог вдруг лишает жизни такого хорошего человека, как муж Цирель — Хаим. И — ничего, богу это сходит с рук. А чтобы богу не вздумалось тут же убить еще кого-нибудь, люди елейно льстят ему:
— Благословен ты, судья праведный!
Еще один пример. Бог в «грозные дни» в равной мере гневен и рассержен и на маляра Нахмана, и на лавочника Арона-Янкелеса, хотя у последнего круглый год «капиталец все растет и растет», а Нахман с семьей вечно изнывает от голода.
Пенек удивляется взрослым: «Как же они этого не замечают?»
По некоторым причинам Пенек об этом умалчивает, Если кому-нибудь удастся лестью обмануть бога, — на здоровье. Пенек, понятно, его не выдаст.
Да, кроме того, и сам Пенек немножко побаивается. Чем ближе к еврейскому Новому году, тем сильнее он чувствует: к нему вплотную приближается что-то страшное. Тот же страх овладевает всеми вокруг него — богатыми, бедными, мужчинами, женщинами, детьми. А тут еще и мать докучает Пенеку. Из благочестивых соображений она целыми днями не снимает с плеч турецкой шали, ее губы молитвенно сжаты, она беспрерывно напоминает Пенеку:
— Опомнись, Пенек! Образумься!
Пенек удирает от нее на улицу, на базар, в закоулки городских окраин. Он упорствует, он сопротивляется страху, надвигающемуся отовсюду.
«Нет, так легко я не сдамся!»
Пенек вспоминает. Это было несколько лет назад. Он был еще совсем маленьким. Шел большой дождь. Пенек спросил:
— Откуда берется этот дождь?
Ему ответили:
— Сверху!
Пенека ответ не удовлетворил. Он требовал, чтобы ему точно указали место, откуда падает дождь, «где начинается».
Тогда над ним все смеялись, говорили:
— Не задавай глупых вопросов!
И теперь ему хотелось бы посмотреть, увидеть место, откуда берется, «начинается» страх в городке.
Вот, к примеру, взять зажиточных обывателей.
Жили они все лето весело и беспечно: сладко ели, пили, радостно справляли помолвки и свадьбы. И вдруг словно с ума спятили. Делают вид, что дрожат, как листья акации под ветром. Они-то и начали бояться первыми. За ними следом потянулись жители бедных окраин — тоже с ума спятили, Вот глупые! Из-за страха света белого не видят. А дни как раз стоят ласковые, теплые, последние летние дни, немного их осталось — и вдруг такие дни пропадают для бедняков, пропадают зря из-за одного только страха.
Вот беда какая!
Нет, дудки! С Пенеком это не пройдет. Он хочет наслаждаться жизнью и не даст себя околпачить.
Среди окружающих он видит еще одного человека, который относится к надвигающемуся «грозному» Новому году так же недоверчиво, как и он сам. Это — кучер Янкл. Янкл не обращает внимания на благочестивых евреев. Он ни в грош их не ставит.
Поэтому Пенек решил: держаться в дни праздников поближе к Янклу.
Янкл, видит Пенек, ведет себя как ни в чем не бывало — вот молодец! Он убирает конюшню, чистит лошадей, моет экипажи, словно «грозного» Нового года и в помине нет.
Кассир Мойше как-то спросил его:
— Янкл, ну, а как у тебя насчет души? Насчет покаяния в грехах как дела? Дни-то ведь вон какие наступают — подумать страшно!
Янкл неохотно ответил:
— Ну и что ж… Пусть каются те, кто с господом богом запанибрата. Мне-то что? Я к богу не вхож. Он даже, пожалуй, и не знает, кто я таков…
Коли так, Пенек в эти дни ни на шаг не отойдет от Янкла, поможет ему в работе: вместе с ним будет убирать конюшню и чистить лошадей. Вот Янкл уезжает с коляской к реке, чтобы помыть колеса. Пенек не отстает от него. Высоко засучив штанишки, стоит он рядом с кучером по колено в воде. Янкл протирает тряпкой одно колесо, Пенек — другое. У них молчаливый уговор о приближающемся «грозном» Новом годе, о празднике, из-за которого все с ума спятили, — обо всем этом ни слова! Еще бы! У них ни капли уважения к благочестивым обывателям городка. Не сговариваясь между собой, и Пенек и Янкл мысленно решили: «Да ну их всех в болото!»