— Смотри-ка! — она всплеснула руками и сделала вид, словно не верит своим глазам, и застывает в изумлении.
Пенеку непонятно ее удивление.
— В чем дело? Ничего особенного.
У Вигдорихи от изумления даже рот превратился в ниточку.
— Смотри пожалуйста! — сказала она Элихе. — Неплохую ты себе няньку нашла. Сынка самого Михоела Левина!
Пенек не выносит, когда на этих бедных уличках ему напоминают о его «знатности». Задетый за живое, он хочет сунуть матери в руки ее младенца. А впрочем, нет! Он сажает ребенка на землю и уходит, сильно раздосадованный.
Ну ее, эту Вигдориху! Вот окаянная, не вовремя пришла! Всюду свой нос сует!
Спасибо еще, что эта кумушка не спросила своим нитеобразным ротиком:
— Ну, а к праздничку как? Верно, богатую обнову тебе шьют?..
«Пожалуй, еще удачно отделался от нее», — говорит себе Пенек.
Не оборачиваясь, не глядя на Вигдориху, он бежит от нее, как от беды. И, только скрывшись в гуще лачуг на соседней улице, он замедляет шаги.
«Улица портного Исроела» — так прозвали ее в городе, потому что домик Исроела — это центр улицы. Из его распахнутых дверей на обе стороны далеко разносится стрекот двух швейных машинок. Про жизнь в этом домике можно смело сказать:
— Не житье, а рай!
Исроел — лучший портной в городке и всегда завален работой. И из городка и даже окрестностей несут Исроелу материал, подчас очень дорогой. А уж он, будьте спокойны, смастерит что надо.
К этому домику Пенек питает самые добрые чувства.
Часами готов Пенек стоять у открытой двери Исроела, забыв обо всем на свете. Необыкновенно интересно следить за тем, как кусок материи преображается в красивый костюм. В этом доме Пенек как-то и сам пробовал построчить на швейной машине. Но вышло неудачно: иголка вонзилась в ноготь и прошла палец насквозь. Окончилось это, впрочем, довольно благополучно. Палец сначала сильно распух, стал похож на медный пестик, которым кухарка Буня толчет корицу. На кухне говорили: «Палец, верно, придется отнять». Но затем все обошлось: палец сам собой зажил и следа от раны почти не осталось.
Портной Исроел, обычно очень скупой на слова, все же соизволил тогда сказать:
— Повезло ему! Здоровая, стало быть, кровь у малыша!
Сам же Пенек остался доволен этим происшествием. Случай с пальцем в конце концов обернулся ему на пользу: он завязал близкое знакомство с домом портного. Стоит ему теперь подойти близко к дверям Исроела, как его уже дружески приветствуют:
— Поди сюда. Построчи на машине…
— Подставь-ка палец под иголку!
Ну нет, не на такого напали! Пальца Пенек под иголку, понятно, больше не сунет, но все же с удовольствием постоит здесь, у порога, и понаблюдает. А посмотреть есть на что. Еще бы!
У портного Исроела постоянно работают двое взрослых подмастерьев. Это не ученики, а настоящие работники. Они садятся за работу на рассвете, еще до того как взойдет солнце. Босые, в широких темных рубашках, они целыми днями сидят за столом и молча, не оглядываясь по сторонам, усердно и быстро шьют. В городке люди обедают — они шьют. В городке люди после обеда прилегли отдохнуть, а они, босые, не подымаясь с мест, здесь же наскоро перекусив, вновь принимаются за работу и шьют без передышки, пока не придет ночь. Тогда лишь они надевают башмаки, пиджаки и, пошатываясь от усталости, как пьяные, уходят домой.
Пенек заметил, что между Исроелом и его подмастерьями не все благополучно. Он понял это по тем взглядам, которые подмастерья порой бросают в сторону стола, где Исроел целый день что-то кроит. Ни о чем, кроме как о деле, Исроел с подмастерьями не говорит.
Хоть бы раз спросил их:
— Что слышно в городке?
Пенек забеспокоился: почему они так трудятся на него и похоже, что совсем даром?
Он долго выслеживал это дело, пока однажды в пятницу под вечер не увидел собственными глазами: Исроел выплачивает подмастерьям их недельный заработок — одному четыре рубля, другому — три.
Тогда Пенек немного успокоился.
«Ну, — подумал он, — слава богу. Не даром, значит, работают. Это еще полбеды!»
Один из подмастерьев, загорелый, смуглый, получает четыре рубля в неделю. Зовут его Шмелек. Белки его глаз чуть коричневаты. Когда Пенек вспоминает о нем, кажется ему, что на Шмелеке темно-желтые очки, хотя тот никаких очков не носит. В городке о нем говорят:
— Золотые руки…
— Другого такого не сыщешь!
— Не руки у него, а дар божий!
— Уж такой не пропадет — ни в Одессе, ни даже в Америке…