Первого он свалил, попав ему в грудь, второго, когда второй, пока он передергивал затвор, метнулся, бросив палки в сторону, и, падая, сдергивал «шмайссер», он подстрелил с третьего выстрела, а застрелил с четвертого. Но даже раненый, этот второй высадил весь магазин «шмайссера», хотя точно прицелиться, наверное, и не мог.
Андрей сразу же наддал в сторону-вперед, чтобы не обнаружиться для тех, кто шел за этой парой. Он не должен был принимать такой вот встречный бой. Он бы обязательно проиграл его, так как на каждый его выстрел они бы ответили многими.
- Заднего! Задних! - сказал он себе.
Сделав дугу, он вышел к лыжне километрах в трех от места перекура и стрельбы по первой паре. Он считал, что вряд ли они растянутся так далеко, но ему надо было подстраховаться. Он посмотрел на разъезженную, разбитую лыжню, на дырки от палок и пришел к выводу, что за ним гонится больше, чем десяток человек; было их пятнадцать, двадцать или еще больше, он определить не мог, пока не нашел слева от лыжни след от палки, у которой кольцо держалось на двух ремешках, а не на четырех, как у остальных. Два порвавшихся ремешка лишь мазали снег внутри кружка, а два целых отпечатывались ясно. Тогда, пройдя по лыжне, он от такого следа пересчитал все следы от палок до нового следа кольца с оборванными ремешками. Следов оказалось четырнадцать.
- Ого! - сказал он. - Но посмотрим. Теперь-то их двенадцать!
Очень осторожно, стараясь скрипеть поменьше, легко, как на
прогулке, бежал по лыжне еще один из них, чем-то напоминавший того штангиста, который бил Андрея в блиндаже; он тоже был крепок, ладен, уверен в себе. Он бежал, все время посматривая ко сторонам, вертя для этого головой, он и оглядывался, быстро поворачивая корпус назад. Раз он даже остановился и, держа палки на весу, прислушался.
«Больше не будет! - догадался Андрей и взял его на мушку. - Этот последний, подстраховочный. - Ишь, продумали…»
Он выстрелил, целясь в грудь, и подстраховочный, вскинув палки, потом уронив их, упал на «шмайссер», неловко расставив ноги с лыжами. Андрей метнулся к нему, сдернул «шмайссер» с его шеи, выдернул у него из-за пояса сумки с запасными магазинами, а с бедра из кобуры «вальтер» и, прижав все это, как охапку, к груди, без палок промчался вбок и навстречу тем, кого прикрывал этот последний. «Шмайссер» для него значил двести десять выстрелов сейчас и значительное число их потом, по мере того, как он будет добывать патроны к нему. «Шмайссер» был очень кстати. Ему пришлось расстаться с ППШ; для ППШ не осталось патронов, добыть же их к нему в тылу у фрицев было делом немыслимым, и он повесил его в лесу на сучок, считая, что так глубоко в лес фрицы ни с того, ни с сего не пойдут, и ППШ, скорее всего, попадет в руки наших. И теперь этот «шмайссер» был очень даже кстати!
Остановившись, у него на это было время, он повесил «шмайссер» на шею, к винтовке, сумки с магазинами на нее, а «вальтер» затолкал в карман. Теперь ему было тяжелее, но он не очень чувствовал эту тяжесть, потому что в нем было много сил, и какие-то семь-восемь килограммов не слишком стесняли его движений.
После того, как не стало Марии, не стало землянки и он жил почти дикой жизнью в лесу, он здорово окреп, потому что в целом неплохо ел, помногу двигался, делая иногда и до сотни километров за сутки, и много спал, иногда часов по двадцать, просыпаясь лишь ненадолго, чтобы поесть, посмотреть на погоду, а затем снова впадал то в глубокий сон, то в полудрему. Он спал помногу, чтобы, таясь, сбить тех, кто ловил его, со следу и потому что в погожие дни действовать он опасался. Он хотел жить, а для этого глупо рисковать не следовало.
Да, Марии не было. Не было и землянки. Землянка теперь служила им могилой, могилой для Марии и Тиши, и те, кто шел сейчас за ним, те двенадцать, имели, конечно, к этому прямое отношение, а если не имели такого прямого отношения к Марии и Тише, то, конечно же, имели прямое отношение к другим Мариям, Зинам, Олям, к другим радистам, разведчикам, партизанам, за которыми они, эти двенадцать, охотились, и которых им удалось найти, поймать или убить.
И они имели, конечно же, прямое отношение к нему. Вернее, хотели иметь.
Но он сказал:
- Еще посмотрим. Еще посмотрим.
Те, кто, как на охоте, гонялись за ним, повторяли одну и ту же ошибку: двигаясь на него, но не видя его, они, сближаясь с ним, подставляли себя под выстрел. Они не знали, откуда и в какую секунду последует этот выстрел, а он, сохраняя это свое преимущество, дождавшись, когда кто-то из гонявшихся за ним будет хорошо виден, делал один прицельный выстрел и сразу же отходил. Так он убил или тяжело ранил еще четверых. Тогда остальные, сообразив, что он их так всех перестреляет, сгрудились, ожидая, не начнет ли он, выйдя к ним, стрелять. Тогда бы, потеряв еще кого-то, общим огнем они бы могли подстрелить его. Он дождался, когда совсем свечерело, выскользнул из этого леса и начал марафон, призом в котором для него была его собственная жизнь.