Тут связисты наконец дали связь, ротный доложил все комбату, и комбат подбросил им одиннадцать человек, которые принесли килограммов по пятнадцать патронов и гранат. Словом, все кончилось благополучно. Если, конечно, не считать, что в роте опять было процентов тридцать людей от того состава, который ей полагался по штату.
- Ну, - ротный поднял кружку, и они тоже взяли кружки и подняли их, - за тех студентов, кому выпали и кому еще выпадут эти незапланированные семестры. От Балтики до Черного моря.. За тебя! За меня! За всех, кто останется. И всех, кто не вернется!
Ротный выпил, тут зазуммерил телефон, ротный, дожевывая сало, поднял трубку.
- Есть! Ясно. Есть… - он медленно положил трубку. - Завтра опять атакуем. Он поковырялся вилкой в консервах. - И так - до Берлина, - он вздохнул. - Но кто-то же дойдет до него. Хоть один из троих. Хоть один с трех факультетов! А мы… Что ж мы… Полжизни все-таки прожито…
- Вот как? - Стас поджал губы и с любопытством посмотрел на ротного. Стас даже отнес ото рта кружку, ожидая разъяснения. - Непонятно.
- Чего тут непонятного? Человек живет до пятидесяти. Да-да, уважаемые коллеги. Всего лишь до пятидесяти.
- А после пятидесяти? - вырвалось у Степанчика.
- А после пятидесяти он борется со старостью.
- Отодвигая смерть, - сделал вставку Стас.
- Мы ее каждый день отодвигаем, - буркнул Степанчик, поставил новую вскрытую банку тушенки и воткнул в нее ложку ротного. - А вы своими… - сказал он Андрею и Стасу. - Лишних приборов нет. Не держим. - Степанчик, наверное, ревновал ротного к ним.
Стас, поймав Степанчика за голенище, держа его так, сказал:
- Предлагаю считать этого парня абитуриентом. Против нет? - он потянул Степанчика вниз, Степанчик было для вида стал выдирать сапог, но ротный крикнул: «Принято!», и Степанчик брякнулся между Андреем и Стасом, как раз против ротного, на самом почетном месте.
- Налей себе! - приказал ротный.
- Быстро! - передразнил его Степанчик, но и тут же исправился: - Ваше приказание выполнено, товарищ гвардии старший лейтенант Шивардин Георгий Николаевич!
Перед второй Степанчик, уже захмелев, чокнувшись кружкой со всеми, вдруг попросил ротного:
- Разрешите, товарищ гвардии старший лейтенант…
- Шивардин Георгий Николаевич, - вставил Стас, но Степанчик отмахнулся:
- Разрешите мне задать один вопрос этому умнику. Всюду встревает. Вот и сейчас - сами слышали. И вообще все знает, на все у него ответ. С поваром дрался. Разрешите? Я хочу ему маленько гонор сбить! А то он, знаете, и дразнится: «Ты чего, говорит, ходишь тут, портняжка!» Я вам не жаловался, я и сейчас не жалуюсь, я просто так! Разрешите? Он еще и так мне говорит: «Царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, а ты кто такой?» Разрешите его законтропупить? Хоть разок!
Костерок отбрасывал им на лица неровный, перебегающий свет, но даже в этом свете было хорошо видно, как разгорелась и от водки, и от захватившей его мысли рожица Степанчика - серые глаза расширились, смотрели просительно и с ожиданием разрешении, на чумазом лбу и на коротком носу у него от возбуждения выступили капли пота.
- Ну скажи, скажи, - поддержал его Андрей, а ротный определил:
- Только быстро.
Степанчик поднял свою кружку и, водя ее у губ Стаса, начал:
- Вот ты ответь, ну-ка, ответь, задавала, угадаешь, - отдаю свою порцию: почему петух…
Но Стас, отодвигая голову от кружки, показал Степанчику на его зашморганный обшлаг рукава шинели:
- Почему ты не пользуешься платком? Или хотя бы пальцами?
Свободной рукой Степанчик сделал отчаянный жест.
- Опять дразнится!
- Давай, давай! - подбодрил Андрей. Как ни глупо это было, но он хотел узнать про петуха. - Плюнь ты на него. Так почему петух что?
- Почему петух поет? Вот что! - наклонившись, Степанчик уперся своим лбом в лоб Стаса. - Почему петух поет? - Побыв так, лоб в лоб со Стасом, он откинулся и подбоченился, а кружку поставил перед собой. - Это тебе не про абитуриентов.
- А черт его знает! - Стас смотрел, мигая, в огонь. - Может, от радости. Славит, так сказать, мир божий. Или нет - от отчаяния, что не убежит из лапши.
Дав им всем минуту подумать, Степанчик заявил Стасу:
- Эх ты, тюря несоленая. А еще образованный. А еще студент. Простого вопроса отгадать не можешь!
Вопрос, конечно, был страшно глуп, но эта глупость как-то неудержимо и требовала отгадки.
- Так почему? - настаивал Андрей. Водка хорошо уже согрела ему живот и навевала благодушие. - Ну, скажи же, скажи. Иначе я буду думать и думать. Скажи, Степанчик.