– Уилл, ты не говорил, что твой приятель засматривается на старух, – сквозь неприятный скрежещущий хохоток прохрипел Грэйдвелл, после чего оба моих собеседника обернулись на вошедшую пару, и хохот Тони смолк. В этот момент официантка принесла заказ, и я с удовольствием сделал первый большой глоток.
– Хм, – задумчиво протянул заядлый курильщик, внимательно рассмотрев новоприбывшую пару. – Вот он, современный мир. Мы не видим, что скрывается за пустой оболочкой, не чувствуем того, что внутри. Да в ней литры ботокса и силикона, десятки подтяжек и пластических операций. Эх, современный мир.
Ну да, ну да, подумал я с ехидцей, хирург виноват в том, что дар Энтони дал осечку.
– Ты веришь в Бога, Алан? – внезапно сменил тему Тони, не дав времени как следует насладиться его неудачей.
– Ну, это ведь личное дело каждого, – ответил я осторожно.
– Давай уж начистоту. Ведь мы собрались здесь на откровенный разговор. Апатеист что ли? Быть может, атеит?
– Скорее, агностик, – признался я нехотя. – Я верю в недоказуемую возможность существования некой силы – не Бога в его обычном понимании. Если говорить о конфессиях, то я вне их, я не хожу по воскресеньям в церковь, не молюсь в сторону киблы, не приношу жертв пантеону, ем свинину, работаю семь дней в неделю и не падаю на колени при звуках грома. – Мне не хотелось продолжать тему онтологического аргумента, но я отдавал себе отчет в том, что для Тони понимание моего отношения могло определить дальнейшее развитие всего разговора. Какая-никакая осведомленность этого парня в шляпе в религиозных понятиях также наводила на мысль, что после произошедшего с ним в том самолете Тони провел немало времени в размышлениях о Боге и религии. Я также прекрасно осознавал, что, окажись я на месте Грэйдвелла, неизвестно, в какие религиозные дебри завели бы меня собственные размышления. Кроме того, мне никоим образом не хотелось оскорбить его чувств, что могло бы привести к молниеносному окончанию разговора, но и лгать тоже я не собирался.
– Все мы атеисты, – произнес Энтони, не обращаясь к кому бы то ни было, – пока не сталкиваемся с тем, что не объясняется разумом и наукой. А чудо? Откуда берется и чем научно объясняется чудо? Разве не религия есть способ принятия чуда? Религия появляется там и тогда, где и когда чудо не получается объяснить по-другому. Возьмем удачу. Что это – случайность или закономерность? Почему-то кто-то удачлив, а иной то и дело влипает в неприятности?
Тони снова глубоко затянулся. Я украдкой бросил взгляд на Уилла, безмолвно вопрошая, к чему ведет этот странный тип, но мой друг лишь едва заметно пожал плечами, отведя взгляд в сторону, говоря всем видом – общайтесь и наслаждайтесь.
– Мы видим лишь результат действия космических законов, – продолжал Грэйдвелл, – но не сами законы. В силу своего слабого развития и малой осведомленности мы не способны отличить случайность от закономерности. Если есть законы, по которым существует мир, то кто их придумывает? Быть может, этот вот внеконфессиональный Бог, Бог-математик?
Энтони смотрел на меня, не отрываясь, удерживая трубку в руке. Я понимал, что сейчас он старался поймать отголоски изменений в моем запахе, которые подсказали бы ему ответ без слов. Мне совершенно не хотелось углубляться в пустой спор на религиозные темы.
– Когда-то к божественному участию относили молнии с громом и смену дня и ночи, – тем не менее, напомнил я. – А сейчас за такие размышления быстро причислят к религиозным фанатикам. Я за то, чтобы не выносить поспешных суждений о причинах того или иного события, пока ему не будет найдено объяснение, описываемое математическими формулами, ведь именно в них и через них раскрываются тайны вселенной. Телеология уже давно подчинена математике.
– Математика начинается с аксиом и постулатов, – парировал Грэйдвелл. – С допущений. Евклида через две тысячи лет опровергает Лобачевский, Ньютона и Галилея – Эйнштейн со Шрёдингером. Ни одна из написанных формул не составляет первоистины, но работает лишь в рамках определенных допущений. Наука, какая-нибудь физика, может смотреть на остывший вулкан, наблюдать его каждый час каждого дня в течение тысячи лет, из чего сделать вывод, что он, по статистике, вулкан остывший. Математика запишет это в формулах. А вулкан возьми да пробудись. Конечно, и этому быстро найдут объяснение, а если оно не впишется в рамки старой парадигмы, ее запросто сменят на более подходящую. – Тони продолжал курить трубку, запивая иногда клубы дыма темным пивом. Уилл безучастно цедил свое. Видимо, разговор в таком ключе был ему не впервой.