В детстве мама отвозила его в Ереван каждое лето, на все каникулы. Длинное, жаркое лето… Они с Тиграном и Ануш бродили по старому городу с утра до позднего вечера. Но больше всего он любил рассветы, когда дома из розового туфа буквально светятся на солнце. Брат с сестрой еще спали, а он уходил один, прихватив кусок круто посоленного вчерашнего лаваша. А выходные, когда они все кое-как втискивались в старенькую дядину «волгу» и ехали за город, трое детей и трое взрослых – как же без бабушки Соны. Даже когда бабушка уже почти ослепла и не ходила, дядя с Тиграном бережно выносили ее из дома на руках, усаживали в машину, а потом устраивали поудобнее на складном стуле, укутав в покрывало, чтобы не продуло.
Ни для кого не было секретом, что бабушка Сона любила Антона больше Ануш и Тиграна, хотя на самом-то деле он приходился родным внуком не ей, а ее брату Михаилу. Если бы Юлька не начала нести чушь, Антон мог бы пересказать ей все то, что много раз слышал от бабушки. Как ее собственная бабушка, красавица Мириам, так и осталась одна, до самой смерти вспоминая погибшего мужа. Как полный его тезка Антон Иванович Плотников привез ее с дочкой Лали в Ереван, нашел жилье и работу, а сам поселился неподалеку с сыном Федором, которого после смерти жены воспитывал один. И как Лали и Федор, дружившие с детства, выросли и поженились, едва им исполнилось по восемнадцать. У них родились Сона и Михаил, который после войны уехал в Ленинград учиться, да так там и остался. А Сона осталась в Ереване, вышла замуж за армянина. И как бы ни поворачивалась жизнь, две ветви одной семьи, армянская и русская, всегда дружили, ездили друг к другу в гости, шумно праздновали свадьбы и рождение детей, вместе плакали на похоронах. И Антону вовсе не хотелось портить отношения с родней из-за девчонки, которая сначала говорит, а потом думает. Если вообще думает.
Рейс отложили еще на час, Юлька как ушла, так и не возвращалась. Антон рассеянно листал брошюру авиакомпании. Взгляд зацепился за герб Армении. «На горе Арарат растет…» - вот ведь прицепилось! Бабушка мечтала когда-нибудь побывать там, хотя бы рядышком. Мириам («Антошка, она не разрешала звать себя бабушкой, только по имени, такая вот была!») ездила туда с мужем после свадьбы, они даже поднимались на гору, невысоко, конечно. Тогда это еще российская территория была, Российской империи. Потом стала армянской ненадолго, а потом турецкой.
«Знаешь, Антошка, турки еще возмущались: а почему это у вас наш Арарат на гербе. А нарком иностранных дел, советский нарком, конечно, так сказал: а у вас полумесяц на флаге – разве Луна находится на турецкой территории?»
Эх, бабуля, бабуля…
Родных бабушек Антон плохо помнил, обе умерли, когда он еще совсем маленьким был, поэтому настоящей обожаемой бабулей для него всегда была Сона. Как он скучал по ней зимой. Письма писал, весь год собирал маленькие подарочки. Пять лет как ее нет, а он так и не может к этому привыкнуть. Каждый раз едет и словно надеется еще раз с ней встретиться. Надеется, что она выйдет его встречать. Не такая, какая была перед смертью, - маленькая, высохшая, закутанная в пуховой платок, нет – статная, крепкая, с собранными в пучок волосами, в тщательно наглаженном, пахнущем крепкими сладкими духами синем платье с кружевным воротничком. Выйдет, обнимет крепко-крепко, пойдем, скажет, я тебе пахлавы напекла с орехами и гаты. А какой она лаваш делала – прямо на сковородке, никогда он больше такого вкусного не ел. Тетя Нуна, Ануш и Кнарик тоже знатные кулинарки, но с бабушкой им не сравниться.
По вечерам, когда вся семья собиралась у телевизора, Антон часто сидел с бабушкой в ее маленькой комнатке, где помещалась только кровать, маленький шкаф и кресло у окна. Он устраивался на полу рядом с креслом, иногда что-то читал вслух, но чаще бабушка рассказывала ему всякие истории. Она могла забыть, что ела на завтрак, путала имена детей и внуков, но все, что происходило, как она говорила, «в советах», помнила прекрасно. А еще – рассказы своих родителей и Мириам.
«А вот еще мне Мириам рассказывала…», - говорила бабушка, поглаживая его волосы сухонькой морщинистой рукой, похожей на птичью лапку. Эх, сколько же он забыл, не запомнил, воспоминания – как сухой песок сквозь пальцы. А ведь казалось, что это навсегда останется в памяти. Бабушка просила достать из шкафа фотоальбом, и они рассматривали старые выцветшие снимки, пахнущие пылью. Антон знал каждую фотографию в мельчайших деталях, но все равно каждый раз расспрашивал – а вдруг бабушка вспомнит еще что-нибудь.