И вот опять подъем по тайге к основному хребту Урала- Поясовому Камню. Тайга кончается, начинаются карликовые березы и каменные россыпи. Проходим нашу недавнюю стоянку у истока Печоры. Выпив по кружке чистой родниковой воды, прощаемся с этим ручейком и следуем дальше.
День клонится к вечеру. Солнце уже низко опустилось над горой Мань-Пупы-Нёр. Проводник посмотрел на запад и сказал, обращаясь ко мне:
- Сегодня харюзный яма не пойдем: далеко, нога устал.
- Где будем спать?
- Егра-Ляга хорошо: вода есть, лошадь сено кушай есть.
Проходя среди молодого березняка, наскочили на богатое грибное место. Несколько десятков молоденьких подосиновиков группками росли среди черничника. Я быстро наполнил оба кармана своих альпинистских брюк, собирать больше некуда. Проводник, наблюдая за моим занятием, усмехнулся:
- Манси это не кушай. Это кушай только русски.
- Подожди, Петр Ефимович. Придем Егра-Ляга, я тебя угощу.
- Моя тоже не кушай. Моя кушай глухарь, таймень.
- И я тоже не люблю грибов: глухарь лучше,- вставил всегда неразговорчивый Саша.
- У тебя губа не дура, Сашок,-сорвалось у меня.
Они с проводником пошли дальше. Что же делать с грибами?
Я снял ковбойку, перевязал ее в рукавах и на вороте и стал собирать грибы, как в мешок. Ковбойка быстро наполнилась. Взвалив ее на плечо, пошел за своими.
На облюбованном берегу Егры-Ляги мы устроили лагерь. Пока варился глухарь, убитый Петром Ефимовичем, я занимался грибами. Проводник с недоверием смотрел на мою работу. Мелко нарезанные подосиновики были промыты, уложены в кастрюлю и посолены. Старик и Саша ждали, нетерпеливо поглядывая на большую горку глухариного мяса.
Когда все было готово, жареные грибы были разложены по кружкам. Проводник взял ложкой гриб й попробовал, потом взял еще.
Проглотив несколько грибов, он замотал головой с выражением удивления на лице:
- Хорошо-о… Кусно, кусно.
Петр Ефимович с аппетитом съел две полные кружки грибов. Рано утром я сбегал еще раз в грибное место и набрал десятка три молоденьких красноголовиков. Проводник с удовольствием ел грибы и запивал крепким, но не сладким чаем. Мы с Сашей отдавали предпочтение студеной воде Егры-Ляги.
Как только тронулись в путь, впереди залаял Паль.
Проводник толкнул меня локтем:
- Ходи стреляй своим «ружьем».
Я смонтировал камеру на штативе и побрел в ту сторону, откуда раздавался лай. Осторожно пробираясь между сосен, услышал какое-то воркование. Оно слышно было вверху, среди ветвей деревьев. Прежде всего нужно было увидеть Паля. Собака с визгом продолжала лаять. Хорошо, что наш пес белый, я сразу увидел его. Паль сидел у корней высокой и толстой сосны. Задрав морду вверх, он лаял и бил хвостом по земле. Среди ветвей сидели две глухарки и квохтали, как курицы. Паль, завидев меня, залаял с еще большим усердием. «Квох, квох», - раздавалось в ветвях.
Птицы, вытягивая шею, смотрели то на меня, то на Паля. Стараясь не делать лишних движений, очень медленно продвигаюсь к облюбованной для упора сосне! Наконец, достиг ее и прислонился к стволу плечом. Неожиданно обе глухарки срываются с места и с квохтанием перелетают на стоящее рядом сухое дерево. Усевшись на сучья, они испуганно вертят головами и смотрят в мою сторону. Я стою неподвижно, чтобы дать птицам успокоиться.
Глухарки вначале суетились, но, видя, что я не проявляю агрессии, спокойно уселись на сучьях. Теперь можно готовить аппарат к съемке. Осторожно поставил штатив, навел объектив на птиц. Они обе уместились в кадре. Вое приготовления стараюсь делать быстро, чтобы не упустить момента. Глухарки спокойно следят за моими движениями. Паль теперь сидит рядом, не лает, а вопросительно поглядывает то на меня, то на птиц. Умница пес. Я снимаю два варианта и остаюсь довольным, что мои труды не пропали даром.
А глухарки тем временем сидят, подогнув под себя лапки, как куры на насесте, и не собираются улетать. Одна из них неподвижно смотрит в мою сторону, очевидно, следит. Другая сладко щурит глаза от ветерка, который раздувает у ней перья на затылке. Как можно убивать таких доверчивых птиц? Я был очень доволен, что нет со мной ружья. Это была бы не охота, а жестокое истребление.
Кого еще хотелось обязательно снять - так это рябчика. Притаившегося рябка одинаково трудно заметить как на дереве, так и на земле: раскраска оперения отлично маскирует его. Обычно рябчики обнаруживают себя тем, что шумно взлетают с земли. До чего проста задача охотника: «Взлетайте, рябчики, я все-равно услышу вас и увижу». Но с кинокамерой куда интереснее и сложнее. Это действительно охота.
Вот, послушайте, как достается человеку с киноаппаратом.
Оставив Сашу с лошадьми на берегу, я углубился в лес, где под деревьями расстилались красноватые ковры брусничника. Здесь наверняка обитают рябчики. Бесшумно передвигаясь, я зорко осматривался по сторонам. Рябчик не заставил себя долго ждать. Он с тревожным свистом поднялся как раз с того места, куда я смотрел особенно внимательно. Ему ответили таким же звуком еще несколько рябков. Я остановился и замер. Рябчик уселся на нижние ветви ели и следил за мной. Пришлось долго не шевелиться. Помня свою же заповедь - первый кадр снимать без промедления, я прицелился и отснял несколько метров. При шуме киноаппарата рябок вытягивал шею и с любопытством присматривался ко мне. Но это было не то, что я хотел.
Оставалось терпеливо ждать, стараясь не делать движений. Рябчик тоже сидел неподвижно и смотрел на меня. Мы привыкали друг к другу. Так длилось с минуту.
Очевидно решив, что я не опасен, рябчик мягко спрыгнул на землю и медленно побежал между кустиков брусники. На ходу он клевал ягоды и останавливался, чтобы взглянуть на меня. Я стал медленно преследовать птицу. Предательские сучья неимоверно громко хрустели под ногами. При каждом таком хрусте рябчик боязливо оглядывался в мою сторону. Он перебегал от кочки к кочке, забирался на поваленные деревья и бежал по ним, потом спрыгивал, пропадая из глаз, и неожиданно появлялся в другом направлении. Уже и пот градом лил с моего лба, заливая глаза, и сердце учащенно билось, но я настойчиво гнался за рябчикам. Иногда птица останавливалась, долго смотрела на меня, потом снова пускалась в путь.
Тогда я ложился, упираясь локтями в землю, и снимал перебежку рябчика.
Неожиданно рябчик остановился среди кустиков брусники. Я быстро улегся на землю, прямо в мох поставил кинокамеру. Под шум аппарата рябок вытянул шею и, клюнув два раза брусничку, выбежал из кадра. Больше мне ничего и не нужно было…
От Егры-Ляги вскоре начался крутой подъем на хребет. Мы сравнительно быстро вышли на вершину главного водораздела. Перед нами открылась величественная панорама. Когда с хребта оглядываешь ее, взор невольно останавливается на каменных болванах на горе Мань-Пупы-Нёр. Среди холмистых вершин поднимаются семь громадных столбов, стоящих в один ряд.
И отсюда, со стороны Главного Уральского хребта, они производят очень сильное впечатление. Мы последний раз сфотографировались на фоне столбов и пошли дальше.
- Прощай, Мань-Пупы-Нёр! - крикнул я.
- До сидания, Мань-Пупы-Нёр! - крикнул Петр Ефимович. Он был, конечно, прав. Кто знает, может когда-нибудь придется еще раз посетить эти места…
