Так ничего и, не придумав, она снова двинулась вперед, шаря перед собой рукой, а потом палкой, как будто это могло спасти ее. Через некоторое время перед ней возникла стена из колючей проволоки. Она попыталась подлезть под проволоку, но у нее ничего не получилось. И тут при свете вспыхнувшей ракеты Руфа увидела совсем близко небольшую группу людей человека три-четыре. Они быстро шли, пригнувшись к земле, по направлению к белевшему в темноте парашюту. Руфа замерла на месте: свои или немцы?
Когда они прошли, она снова сделала попытку пробраться через проволоку. Долго возилась, исцарапала руки и лицо, порвала комбинезон. Наконец ей удалось преодолеть препятствие.
Через некоторое время ей показалось, что впереди разговаривают. Она подползла поближе, прислушалась. И вдруг совершенно отчетливо услышала отборную русскую ругань, которая в эту минуту прозвучала для нее как чудесная музыка. Свои! Она встала во весь рост и крикнула:
– Послушайте, товарищи!..
В ответ закричали:
– Давай сюда, родная!
И сразу же другой голос:
– Стой! Осторожно: тут мины!
Но Руфа уже была в траншее. Только тут она почувствовала, как устала. Ноги заледенели: унты были потеряны. На одной ноге остался меховой носок, другого не было. Его потом нашли и передали Руфе солдаты, ходившие к парашюту искать ее.
В траншее Руфу окружили бойцы, дали горячего чаю, кто-то снял с себя сапоги и предложил ей. Потом ее повели на командный пункт.
Долго шли по извилистой траншее, пока не уткнулись в блиндаж. Руфа двигалась как в тумане. В насквозь прокуренном помещении было много народу. Руфу расспрашивали, она отвечала. Качали головой: чуть бы раньше прыгнуть и снесло бы прямо к немцам.
Ширина нейтральной полосы, на которую она приземлилась, была не больше трехсот метров. Отсюда, с земли, всё видели: как загорелся самолет, как падал.
Ей хотелось спросить о Леле, но она не могла решиться. «Почему они не говорят о ней ни слова? Почему?» – думала Руфа. И, словно угадав ее мысли, кто-то произнес:
– А подружке вашей не повезло – подорвалась на минах.
Это было сказано таким спокойным, ко всему привычным голосом, что Руфа не сразу поняла. А когда смысл этих слов дошел до ее сознания, внутри у нее будто что-то оборвалось...
Она автоматически продолжала отвечать на вопросы, но все окружающее перестало для нее существовать. Все, кроме Лели. «Подорвалась... Леля подорвалась...»
– Она тоже шла через минное поле. Но там были мины противопехотные. А вы наткнулись на противотанковые, потому и прошли.
«Да, да... Я прошла. А вот Леля...»
Потом Руфу куда-то повезли на машине. Машина подъехала к землянке. Руфа оказалась перед генералом. Он задал ей несколько вопросов. Она односложно отвечала, ничего не понимая, не чувствуя, как каменная. Генерал протянул ей стакан:
– Пей!
Это был спирт. Покачав головой, Руфа отказалась: – Не хочу.
Тогда он решительно приказал:
– Пей, тебе говорят!
Она выпила спирт как воду. Потом пришла медсестра, дала снотворное, но Руфа не уснула. Она знала: на рассвете Лелю должны были вынести с минного поля. Уставившись стеклянными глазами куда-то в угол, она сидела и ждала рассвета. И опять в ушах звучал все тот же веселый мотив.
Часто приходила медсестра, что-то говорила. В памяти у Руфы оставалось только то, что касалось Лели.
Утром Лелю должны были принести. За ней пойдут саперы... А может быть, она жива?
Наступило утро. Лелю нашли, принесли. Руфа вышла из землянки посмотреть на нее. Леля лежала на повозке, и казалось, что она спит, склонив голову на плечо. Руфа видела только лицо, все остальное было закрыто брезентом.
Перед Руфой на повозке лежала Леля. Она была мертва. Ей оторвало ногу и вырвало правый бок. Все это Руфа уже знала. Но ничто не шевельнулось в ней. Она равнодушно смотрела на подругу, как будто это была не она, а груда камней.
Потом приехали летчицы из полка. Обнимали, утешали Руфу, старались отвлечь от мыслей о Леле. Когда сели в машину, Руфа сняла сапоги – передать солдату. Ей укутали ноги, и всю дорогу она молчала.
Спустя час показался аэродром и на нем – замаскированные самолеты ПО-2. Машина въехала в большой тенистый парк и остановилась у дома, где жили летчицы. Руфа сразу же встрепенулась, заспешила и, выпрыгнув из машины, босиком побежала в свою комнату. Ей казалось, что настоящая Леля там, живая...
Два дня она лежала с открытыми глазами на койке и никак не могла уснуть. Возле нее дежурили, давали ей порошки. Она послушно принимала их, но сон все равно не приходил.