Каждому воину был выдан факел.
— Приготовились! — скомандовал воевода.
После небольшой суеты с огнивом пламя начали передавать от факела к факелу. Вскоре весь ряд напоминал длинную свечу на подсвечнике.
— Поджигай! — гаркнул воевода.
Факелы полетели на сухую траву, которая моментально занялась, и ветер понес пламя в сторону города. Некоторое время все завороженно наблюдали за происходящим. Убедившись, что пожар уже не остановить, воевода вскочил на коня и прокричал:
— Уходим!
Войско длинной змеёю потянулось к перевалу.
Когда подъём начался, один воин, обернувшись на прощание на долину, покрытую белым дымом, сказал другому:
— Не понимаю, почему княжичу пришло в голову пожечь такую красоту. Хорошо, я семян успел прихватить.
Вот вернусь, выйду в отставку, посажу эти цветы под окнами дома и буду сидеть на крыльце с женою, любоваться видом и вспоминать былое. Красота! Ты даже не представляешь, как мне надоели все эти походы…
МЁРТВЫЕ ЯЗЫКИ
— Здравствуйте, дети! Садимся, достаём тетради, — проговорил на ходу, заходя в учебный кабинет, Маркус — пожилой учитель древних языков. По классу пронёсся тяжёлый вздох. Перед уроком поговаривали, что педагог приболел и занятие могут отменить. Теперь придётся сидеть седьмой урок, а значит, домашние задания делать уже при свечах.
Маркус пригладил редкие седые волосы и посмотрел на класс поверх очков:
— Вы чем-то недовольны, молодые люди?
На учителя уставились два десятка встревоженных глаз. У Маркуса в школе была репутация чудака, и основная масса детей его побаивалась. Да и предмет этот немногие понимали, а знания он оценивал принципиально и уже испортил несколько потенциально «золотых» аттестатов, несмотря на то, что его уговаривали завысить баллы и завуч, и даже директор.
Практически в каждом классе теперь есть ученик, который за словом в карман не полезет. И в этом был — огненно-рыжий мальчишка на предпоследней парте по имени Лео. Он поднял руку, и получив одобрительный кивок педагога, не вставая сказал:
— Учитель Маркус, я не понимаю, зачем мы учим эти мёртвые языки. Говорить на них нельзя. Писать — бессмысленно. Их вообще негде применить в этой жизни.
— Лео, тебе прекрасно известно, что эти языки оставили нам пророки. Наш долг — хранить их, передавая из поколения в поколение.
Тон учителя был достаточно дружелюбен, поэтому Лео немного осмелел:
— Может, пророки на них разговаривали или переписывались. Им он был нужен. А для нас это просто мученье. Учим, сами не понимаем, что и зачем.
— Наука пока не открыла, как пророки использовали древние языки, Лео. И, возможно, никогда это не узнает. Но мы обязаны знать их: в случае, если пророки вернутся, мы бы смогли понять их, а они нас.
— Учитель Маркус, мы уже достаточно большие, чтобы понимать, что вы, взрослые, сами не верите в возвращение пророков. Это же не более чем легенда.
Учитель помрачнел, а тон его стал менее приветливым:
— Молодой человек, есть школьная программа, и вы обязаны её полностью освоить…
— А смысл? — буркнул Лео.
— А смысл в том, что древние языки, языки пророков, являются идеальными. Их изучение структурирует ваше мышление, развивает логику, учит принимать оптимальные решения. Это позволяет обществу растить образованных, всесторонне развитых граждан, которые могут не только поддержать, но и внести значительный вклад в научно-технический прогресс. Вы разве не ходите на уроки истории? Неужели ещё не проходили, что период упадка, начавшийся сразу после ухода пророков, длился больше тысячи лет? И что нынешний расцвет во многом обязан изучению наследия древних?
— Да может, и не было никаких ваших пророков в принципе! — Лео вдруг сам испугался своей смелости. — Кто-то придумал набор значков, чтоб выдать себя за жреца, а мы теперь должны учить эту казуистику. Да ещё наизусть!
— Так! Хватит обсуждений. Записывайте в тетради за мною, — устало сказал Маркус, отвернулся к доске и написал на ней мелом:
for index in range (len (A)):
if B [index] > A [index]:
counter + = 1
ЛИТЕРАТОР
Октябрьское солнце заливало светло-серые камни крепости Хоэнзальцбург, возвышающейся над городом, и отдавалось в ликующем сердце Артёма победным гимном. Музыка, играющая в его душе, будто задавала быстрый ритм шага, которым он поднимался по, казалось бы, бесконечной лестнице.