- Безнадега, мне кажется, какая-то. Иначе не скажешь, - неуверенно подытожил Алексей.
- А что тут удивительного. Чем мы раньше обвораживали себя? Мечтами о коммунизме и светлом будущем человечества. Сейчас - рекламой свободного рынка. Мне перед тобой кривить душой нечего, я не против частной собственности. Но считаю, любое частное предпринимательство сначала должно быть честным. Я и за многопартийную систему, но без "партии власти", прикрывшейся маскхалатом свободных выборов, под которым упрятаны мешки с казенными деньгами на "святое дело победы демократии". Когда же байки насчет свободы распускают ростовщики, тут меня просто выворачивает наизнанку.
- И было бы делали деньги, а тут просто бешеные деньги. Гонорар себе за мудрые указания требуют сразу наличными в "зеленых" и тут же перебрасывают их за кордон в безопасное место. Зарплату могут не выплачивать месяцами. Отечественную культуру измеряют только валютой по текущему обменному курсу.
- Эх, Михалыч, ты уже от этого дурдома вроде бы чуть отошел, а мне приходится сталкиваться с его заправилами нос к носу. Вижу, как проходимцы и пустобрехи захватывают политическую власть, сколачивают даже свои охранные отряды. Они пока не собираются на товарищеские сходки, как в Мюнхене перед войной, но мании величия, комплекса незаменимости у них уже выше всякой нормы. Хваты! Скоро у нас не найти не то что предпринимателя, политика, который не залез бы в сомнительные финансовые операции...
Стоп! Самое время прервать "тайную вечерю" и сказать хоть несколько слов о самом Максимыче. Не то получается, явился какой-то шустряк, попарился, покряхтел и давай языком молоть с таинственным видом посвященного.
Так вот, ростом он невелик, телом коренаст, ладно скроен и выглядит, несмотря на возраст, этаким жеребцом на марше - только вперед и не теряя темпа. Глаза под густыми бровями глубоко посажены и очень подвижны. Подвижны настолько, что иногда кажется, будто избегает задерживать свой взгляд на чем-то одном и слушает не ушами, а именно глазами.
Чуть даже слишком живая мимика на его лице может за одну минуту изобразить все человеческие страсти, не говоря уже об эмоциях. Это у святого на иконе лик спокоен, неподвижен, словно не от мира сего Он же, по его собственным словам, человек приземленный, от сохи. Во время разговора, например, возьмет да зевнет вдруг. Правда, обычно прикрывает рот рукой, как бы давая понять - хорошо бы и передохнуть маленько.
Наверное, лоб Максимыча рожден, чтоб творить на нем крестное знамение. Прямой, открытый, высокий, квадратный, с впадиной посередине и морщинами-птичками. Однако вряд ли он когда-нибудь крестится, да и потребности в этом не испытывает, отшучиваясь: "Ребята, я присягал другому знамени."
Нос его напоминает ну просто клюв царственного орла, причем с такой сакральной значимостью, что одно время не обходилось даже без шуток сослуживцев, называвших его "косвенным свидетельством идеологической нестабильности". Впрочем, все подобные намеки на демонические знаки он и сейчас воспринимает спокойно, "с поправкой на идиота".
Шутить Максимыч и сам любит. Пошутив же, улыбается, сверкая игривыми глазами китайского мандарина. Ни чванства, ни надменности за ним не числится. По его убеждению, всё это если и вписывается органично в натуру, только не в русскую. То есть чванства и надменности в ней может быть даже с избытком, но не смотреться, как смотрится, к примеру, у англичанина.
Мы не ошибемся, наделив его генеральским званием. На работе он действительно ходил в лампасах красных, кои получил не волею удачно сложившейся карьеры только, а пройдя все полагающиеся ступени опыта, знаний и служебного роста. В общем, приспособлядством не страдал и научился мгновенно улавливать настроение подчиненных, особенно когда у них что-то не ладится на работе или дома. Умел ли он читать глаза своих начальников, мне не ведомо, хотя можно предположить, что благодаря и этой способности быстро реагировать на начальственные предписания на пенсию его не торопили.
Где именно генерал служил, спросите? В каких войсках? Был бы человек хороший, а свято место для него всегда найдется, в том числе и в "теневых". Большего сказать я, к сожалению не могу, но знаю, что привилегий у него все же чуток побольше, чем у монахов - кармелитов...
- Ядрены корень! - бросил себя Максимыч на новый участок прорыва в схватке с незримым противником. - Да в чем же эта мистика нашей загадочной русской души? Говорят, в терпении. Да не в терпении, а в терпеливом подчинении нашем сильным мира сего и одновременно в готовности послать их всех к чертовой матери.
- Вот и я говорю, есть ли у меня право требовать от других высокой морали, - риторически поддержал Алексей. - Обладай я возможностью воскресить любого из моих родителей, то откровенно поостерегусь это делать, чтобы их просто не расстраивать тем, что они могут увидеть.
- И действительно, живем как в блажнице, - пробурчал генерал. Отупляем себя лотереями беспроигрышными, финансовыми пирамидами, идиотскими телесериалами для полудурков. Мужи наши государственные пытаются родить хоть какую-нибудь стоящую большую захватывающую идею, а мы, блаженные, затаились и все ждем от них откровений. Тут ещё разные "эдички" присоединяются после длительной отсидки за границей. Помахивают прохиндеи сразу двумя паспортами, подзуживают идти на баррикады в бой последний и решительный, изображая из себя комиссаров во главе отряда разбушевавшихся матросов.
- Что ты думаешь, сделают себе рекламу и слиняют, чуть порохом запахнет, на свою вторую родину.
- Есть и такие, кто везде успевает, - продолжал наступление Максимыч, для жару подбрасывая поленья в камин. - Возьми нашего утомленного кинопремиями и нареченного в честь незабвенного Хрущева. Нечего придумывать что-то новое для России, призывает он, просто нынешним правителям нужно дать почувствовать себя правопреемниками "самодержавия, православия и народности". Президент же должен стать хотя бы регентом при наследнике трона. Размечтался, поди, о премии в виде княжеского титула со всеми полагающимися привилегиями. Такие сынки дворянских родов не грехом и сейчас считают всучить какой-нибудь деревенской старушке на две бутылки водки взамен иконы стоимостью раз этак в тысячу подороже.
- Это все потешные. Но вот вступают на политическую арену и военные. Не обессудь, Максимыч, к ним тоже надо присматриваться повнимательнее.
- Абсолютно с тобою согласен. Уповают на сильную власть, чтобы предотвратить полный крах. Вот только особо ярких мыслей я из этого стана как-то не улавливаю. Одному такому претенденту в главкомы прямо сказал: "Ты, Сашек, ещё не созрел до такой должности." А он мне на это: "Смелость города берет!" Его дерзость меня умиляет. Замах большой, опыта и знаний как у дивизионного генерала, в лучшем случае. Может, и приобретет со временем, если "звездной болезнью" не захворает.
- Находятся и охочие поиграть в "пиночета", - подбросил Алесей своё "поленце" в костер без того жаркого разговора. - Вот и на Западе снова стали поговаривать о нас: привыкли, мол, к византийской деспотии и интриганству, генетически склонны не к демократии, а к диктатуре.
- Ну и пусть себе говорят на здоровье, лишь бы в наши дела не совались с видом познавших все прелести демократии. Ты знаешь, больше меня беспокоит другое. Суперпатриотический наш озноб с приступами тщеславия, национальной самовлюбленности и превосходства над другими.
- А ведь опаснейшая же эта штука, согласись. Воспевание и признание святости только своего народа, в этом есть что-то от дьявола. В угаре самовосхваления обычно кончают предъявлением претензий ко всему миру. Пока эту черту не переходят. А если перейдут? Вот тогда и окажутся в объятиях своего "пиночета", для которого верность стране отождествляется с верностью ему самому.