— Она неоднократно отклоняла наши просьбы. Даже проигнорировала заказные письма.
— Да как она могла.
Я подумывала, не рассказать ли Дональду о кофейном пятне на его накрахмаленной нежно-голубой рубашке на пуговицах.
— Мы в АДСБ и ОССП уверены, что вы будете более рассудительны.
— Я бы не стала так надеяться.
Странно ли, что Дональд напомнил мне Джорджа МакФлая[12]?
— Такого рода вещи хороши для туристов в городе. Но не в этом районе. Он красивый. Наши дома прекрасны и аутентичны, в то время как это, — он сделал паузу, чтобы бросить взгляд на Перси, — чудовище с каждым годом становится все более унылым.
— Не говорите так…
Дом задрожал под нашими ногами, и я замерла. Дрожь была слабой, почти незаметной, но определенно не почудилась мне. Через минуту я спросила Дона:
— Это было землетрясение?
Он сделал осторожный шаг назад, и я не могла поверить, что снова буду танцевать этот танец. У нас даже музыки не было. Интересно, уйдет ли он так же быстро, как помощник миссис Рихтер?
Несмотря на всплеск страха на лице, он расправил плечи и стиснул челюсти.
Каков смельчак.
— Я пришел узнать, как вы планируете решать проблему.
Кстати о туристах, нужно обязательно осмотреть город перед отъездом. Конечно, прогулка мне ничего не будет стоить.
Когда я не ответила, он добавил:
— Мисс Дейн? У вас вообще есть план?
Я вернула внимание к нему. Ну, притворилась, что вернула.
— Ой, простите. Какой был вопрос?
Он проворчал сквозь стиснутые зубы:
— Что вы планируете делать с домом теперь, когда он ваш?
— Точно. Ну, во-первых, я пойду в магазин и куплю знак «Посторонним вход воспрещен».
Я захлопнула дверь и направилась к лестнице, когда он снова постучал. Серьезно, опять двадцать пять?
Я вновь распахнула дверь, мое лицо наверняка пылало.
— Не могли бы вы подписаться под этим письмом с объяснением, чего хотели бы добиться от вас АДСБ и ОССП?
Я собиралась разъяснить ему, куда именно он мог бы вставить свое письмо, когда до нас донесся женский голос:
— О, ради Бога, Дональд! Слезь с крыльца этой женщины!
Мы обернулись и увидели подтянутую женщину средних лет в спортивном костюме, подходившую к железному забору, который окружал территорию.
— Не лезь в это, Пэррис! — заорал он в ответ.
Видимо, для нее это был сигнал к действию. Она прошла через ворота и направилась к нам.
— Прости Дональда. У него было трудное детство.
Явно проиграв битву, Дональд бросил письмо на крыльцо Перси и ушел откровенно раздраженный.
Я улыбнулась женщине.
— Меня зовут Дэфианс.
Она взяла меня за руку.
— Какое красивое имя.
— Спасибо. Так вы живете?..
— Прямо рядом с вами. — Она указала на дом с северной стороны от Перси. Белый, более роскошный, чем Букингемский дворец. — Меня зовут Пэррис. А этот мужчина, — сказала она, указывая на брюнета, работавшего во дворе дома с южной стороны Перси, — мой муж, Харрис. Итак, давай сразу расставим все точки на «і»: мы Пэррис и Харрис Хэмптон, и, если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, мы рядом — буквально.
— Спасибо большое. А кто живет в этом доме? — Я указала на дом, где работал ее муж. Дом, в котором газон был ярко-зеленого цвета и подстрижен так ровно, что казалось, будто это ковер. — И кто работает во дворе в семь утра?
— Ответ на оба вопроса: он.
— Ваш муж? Ох, мне показалось, вы сказали, что живете…
— Так и есть. Я живу с северной стороны от тебя, а Харрис — с южной.
— Ух ты. Это необычно. — Оба дома были настоящими особняками. Интересно, чем эти люди зарабатывали на жизнь? — Вы живете отдельно друг от друга?
— Разумеется. Поэтому мы оба до сих пор живы. Я люблю этого мужчину, правда люблю. Но я бы убила его, если бы мне снова пришлось жить вместе с ним. Мы решили, что детям будет легче объяснить, почему мы живем в разных домах, нежели почему один из нас сидит в тюрьме за убийство.
Харрис обошел забор и тоже прошел через ворота. Он поднялся на крыльцо, и я поняла, что его загар и волосы были совершенно ненастоящими.
— Я Харрис, — сказал он, протягивая руку.
Я пожала ее.
— Приятно познакомиться.
У него была легкая улыбка и теплые глаза. У его жены глаза выражали больше…расчетливости.
— Твоя бабушка была необыкновенным человеком, — произнес он. — Соболезную.
Сколько личной информации можно выболтать совершенно незнакомым людям? А если я уступлю хоть дюйм, не захотят ли они знать всю милю? Что-то подсказывало мне, что ответ на этот вопрос — да. Итак, я солгала: