Покончив с палатками, мы занялись сбором бензиновых остатков. Их совсем немного - всего три бочки. Правда, мы все еще уповали на бензин, остававшийся в отрубленных плоскостях самолета, хотя до сегодняшнего дня Комаров, считавшийся главным авиационным спецом и начальником аэродрома, использовать авиационный бензин для отопления не разрешал, требуя "санкции Москвы". Сомов уже дважды запрашивал по этому поводу начальство, но ответ почему-то задерживался. И вот сегодня из Главсевморпути пришло "добро". Но как мы ни рылись во всех подозрительных сугробах, как ни кидались к каждому черному пятну, ни плоскостей с бензином, ни каких-либо других самолетных остатков обнаружить не удалось. Заторосило ли их наступающими льдами, поглотил ли их океан - это осталось тайной. Но, главное, рухнули все надежды на "теплые денечки".
Пока камбуз временно не функционирует, я, как и все, несу вахту по лагерю. Ночью мороз сорок градусов. Стоит мертвая тишина. Старый наш лагерь напоминает сейчас маленькое селение, затерянное в горах. Разница лишь в том, что горы наши могут вдруг ожить, и тогда все пойдет прахом. С утра все жители лагеря собрались вокруг мастерской, полные нетерпеливого ожидания. Машина, уже полностью собранная, отремонтированная, стынет, по самые борта засыпанная снегом. Глядя на нее, трудно поверить, что в этот заиндевевший металл можно вдохнуть жизнь. Отбросив лопатами слежавшийся снег, мы на руках вытягиваем "газик" из снежной норы на чистый лед. Теперь дело за Комаровым. Он с сосредоточенным видом обошел машину вокруг, постучал ногой по скатам, затем, приподняв крышку капота, покопался в двигателе.
– Ну, Санек, - сказал он, растирая черные от солярки и смазки руки, тащи быстро аккумулятор.
Наконец аккумулятор был установлен, и Комаров, захлопнув крышку капота, присел на корточки и поджег внушительного вида "квач", пропитанный соляркой. Он долго водил им под машиной, разогревая застывшие узлы. Наконец он воткнул зашипевший "квач" в снег, вытер руки ветошью и сел за руль. Наступила самая ответственная минута.
– Ну, Михал Семеныч, перекрестись, - с шутливой серьезностью посоветовал Миляев.
Комаров лишь сердито отмахнулся. Он молча, не шевелясь, посидел некоторое время, словно боясь отпугнуть удачу, но, наконец решившись, повернул ключ зажигания и нажал педаль стартера.
Ууу-уу-уу - натруженно завыл стартер. Но двигатель молчал. Мы огорченно переглянулись. Как вдруг двигатель рыкнул, раз-другой чихнул и ровно загудел. Комаров включил скорость, отжал сцепление, и "газик" покатил по льдине, громко фукая непрогретым мотором. Теперь нам не страшно никакое переселение.
Бригада во главе с Никитиным, вооружившись кирками, ломами и лопатами, вышла на "трассу". Яковлев с Петровым, протыкая снег щупами, наметили первые сотни метров будущей дороги, и Комаров лихо помчался следом за ними.
Однако не успела осесть снежная пыль за машиной, как лед вокруг снова пришел в движение. Все загудело, затрещало. Начало торосить трещины в самом лагере. Я выпустил одну за другой несколько красных ракет: "Тревога!" В это мгновение с громким треском расползлась метров на десять трещина под миляевским жилищем, а вторая прошла под палаткой-баней. Края трещины мгновенно разошлись, и "баня" буквально повисла над шестиметровым обрывом. Она уже начала медленно переваливаться вниз, когда мы, ухватив палатку с трех сторон, с трудом оттащили ее прочь. На этом подвижки прекратились.
Теперь уже ни у кого не возникало сомнений, что оставаться в старом лагере нельзя.
18 февраля
Утром меня разбудил Михаил Михайлович. Ночью пришла телеграмма: мы участвуем в выборах в Верховный Совет по Чукотско-Анадырскому избирательному округу.
В кают-компании, кое-как приведенной в порядок, по этому важному поводу на короткое время зажжен камелек. Михаил Михайлович зачитывает положение о выборах, и Дмитриев с торжественным видом опечатывает урну. Один за другим мы опускаем бюллетени, и вскоре на Большую землю уходит радиограмма с итогами выборов. Дрейфующая станция единогласно отдала свои голоса за кандидата блока коммунистов и беспартийных.
19 февраля
Пользуясь тихой погодой, мы торопимся с переброской грузов на новую льдину. Часть зимовщиков пробивает в торосах дорогу для автомобиля, другие свозят на нартах в одно место грузы, которые будет перевозить автомобиль. Тяжелогруженный "газик" уходит в первый рейс, оставляя за собой синий хвост выхлопа и снежной пыли.
Дорога беспокойная. Трещины то и дело расходятся, и мы вынуждены каждый раз строить новые мосты, заваливать глыбами льда расщелины, засыпать их снегом и заливать водой. Работа не прекращается ни на минуту. Лишь я время от времени убегаю на камбуз, чтобы приготовить на скорую руку обед.
Погода великолепная - тихая, безветренная. Небо чистое, необыкновенно прозрачное, сияет опалово-розовым. Из-за торосов уже сверкнул первый розовый луч - вестник солнца. Только мороз по-прежнему сорок пять градусов.
Старый лагерь понемногу пустеет. Нельзя смотреть равнодушно на развалины тамбуров, обрушенные снежные покрытия палаток, разбросанные ящики. Лагерь словно подвергся вражескому набегу.
Только Ропак с Майной как ни в чем не бывало носятся по льдине, да щенки, получив полную свободу, бесчинствуют в палатке.
20 февраля
Спим по три-четыре часа в сутки. Невзирая на усталость, грузим, возим, опять грузим, и так - без конца. Немало хлопот доставляет нам автомобиль. Он то проваливается в трещины, то безнадежно буксует, застревая в ямах, засыпанных рыхлым снегом. И все-таки в нем наше спасение. Без него нам вовек не перетаскать через торосы и трещины за полтора километра эти тонны грузов. А так мы приспособили для перевозки двое нарт, и теперь за один раз наш автосанный поезд захватывает по триста - четыреста килограммов. Но мы никак не можем сообразить, как перетащить на новое место палатки. Разобрать палатку на части просто невозможно. Дуги смерзлись, тент от малейшего неосторожного прикосновения рвется, как гнилая тряпка. Но тащить палатки целиком на себе нам не под силу. Выход нашел Миляев. Он предложил сколотить из досок раму и укрепить ее прямо на капоте. На нее, сняв предварительно пол, водрузили палатку дверью вперед, чтобы Комаров, оказавшийся под палаточным колпаком, видел дорогу.