«Наедине с собой останусь…»
Наедине с собой останусь —
На краткий час иль навсегда…
Так начинай прощальный танец
И вдаль иди — не знай куда.
Закрой глаза на день бессилья,
Чтоб увидать иные дни.
И только сына, только сына,
Закрыв глаза, не урони.
Не передай в чужие руки,
Его несчастным не зови:
Пускай рожденье было мукой —
В нем трепет девичьей любви.
Зачем моя была такою?
Не чуя горечи и зла,
Зачем не знала, что тобою
Обречена уже была?
Ты встрепенулась: «Танец прерван!
Твоей любовью? Навсегда?
Так пусть же будет жертвой первой
Твоя неранняя звезда!
Я погашу ее навеки,
Но в темноте, перед грозой,
Смежу твои сухие веки
И обожгу моей слезой».
А я?.. Чтоб сердце не металось,
Усну и встану поутру.
И — сгинь, как сон мой, как усталость,
Когда слезу твою сотру!
Беды тебе не напророчу,
Но дня не будет, как тогда,
И вновь меня разбудит ночью
Моя неранняя звезда.
«В тяжких волнах наружного гула…»
В тяжких волнах наружного гула
И в прозрачном дрожанье стекла
Та же боль, что на время уснула
И опять, отдохнув, проняла.
Вижу — смотрит глазами твоими,
Слышу — просит холодной воды.
И горит на губах моих имя
Разделенной с тобою беды.
Все прошло. Что теперь с тобой делят?
Это старый иль новый обряд?
Для иного постель тебе стелют
И другие слова говорят.
Завтра нам поневоле встречаться.
Тихий — к тихой взойду на крыльцо,
И усталое грешное счастье,
Не стыдясь, мне заглянет в лицо.
И, как встреча, слова — поневоле,
Деловые слова, а в душе
Немота очистительной боли —
Той, что ты не разделишь уже.
«В час, как дождик короткий…»
В час, как дождик короткий и празднично
чистый
Чем-то душу наполнит,
Молодая упругость рябиновой кисти
О тебе мне напомнит.
Не постиг я, каким создала твое сердце природа,
Но всегда мне казалось,
Что сродни ему зрелость неполного раннего
плода
И стыдливая завязь.
А мое ведь иное — в нем поровну мрака и света,
И порой, что ни делай,
Для него в этом мире как будто два цвета —
Только черный да белый.
Не зови нищетой — это грани враждующих
истин.
С ними горше и легче.
Ты поймешь это все, когда рук обессиленных
кисти
Мне уронишь на плечи.
Последняя встреча
Как будто век я не был тут,
Не потому, что перемены:
Все так же ласточки поют
И метят крестиками стены.
Для всех раскрытая сирень
Все так же выгнала побеги
Сквозь просветленно-зыбкий день,
Сквозь воздух, полный синей неги.
И я в глаза твои взглянул —
Из глубины я ждал ответа,
Но, отчужденный, он скользнул,
Рассеялся и сгинул где-то.
Тогда я, трепетный насквозь,
Призвал на помощь взгляду слово,
Но одиноко раздалось
Оно — и тихо стало снова.
И был язык у тишины —
Сводил он нынешнее с давним.
И стали мне теперь слышны
Слова последнего свиданья.
Не помню, пели ль соловьи,
Была ли ночь тогда с луною,
Но встали там глаза твои,
Открывшись вдруг передо мною.
Любви не знавшие как зла,
Они о страсти не кричали,
В напрасных поисках тепла
Они как будто одичали.