В тяжелый период июля — августа 1942 года 16-й гвардейский истребительный авиаполк 25 июля приземлился на аэродроме Шкуринская. В это время в полк прибыло пополнение молодого летного состава из числа выпускников Сталинградской военной школы пилотов.
Какова была обстановка на фронте в этот период и как этой группе пилотов приходилось добираться к месту назначения, красноречиво свидетельствует рассказ участника этих событий Виктора Никитовича Никитина.
«Наша группа в составе сержантов Михаила Ивановича Воробьева, Андрея Мартьяновича Ижко, Никиты Ефимовича Ефимова, Дмитрия Герасимовича Сапунова, Ивана Федоровича Савина, Василия Поликарповича Островского и меня, Никитина Виктора Никитовича, утром 14 июля 1942 года убыла к новому месту службы и 15 июля прибыла в Сальск. На следующий день ввиду отсутствия попутного транспорта направились пешком в Ростов, в который прибыли ночью, а утром 17 июля товарным поездом продолжили путь на север. 18 июля прибыли в город Шахты, т. к. там находился штаб 4-й воздушной армии, куда мы имели направление. Получив дальнейшую путевку, мы в тот же день снова выехали в Сальск через Ростов, где нам пришлось перенести вражескую бомбардировку. 20 июля утром направились в село Кривая Балка, где находился тыл воздушной армии, а 25 июля опять пешком направились в Мечетинскую, в которой находилась оперативная группа воздушной армии. К исходу дня на автомашине нас отправили в 216-ю авиадивизию.
Утром 26 июля проезжали через Кущевскую, которая накануне подверглась налету фашистских самолетов — кругом одни воронки и пожарища, масса убитых лошадей… Штаб 216-й дивизии располагался в небольшом хуторе вблизи станицы Шкуринской. Как нам казалось, наше путешествие подходило к концу, но оказалось, что это было только начало. Принял нас комдив генерал Шевченко, который сидел в это время на куче горбыля. После беседы, уже 27 июля, мы направились в штаб 16-го гвардейского истребительного авиаполка. Он располагался на аэродроме в землянке. Полком командовал Николай Исаев.
На этом же хуторе размещалась летная столовая и общежитие. Через три дня, 30 июля, мы вместе с укладчиками парашютов и парашютами автобусом убыли в Незамаевскую, а 1 августа на полуторке ехали в Кавказскую. События так быстро развивались, что нам не пришлось делать продолжительные привалы, уже 2 августа мы покинули Кавказскую последними, форсировав реку Кубань во главе с начальником штаба полка Яковом Датским, продолжили путь на Прохладную и Грозный до Махачкалы, где соединились с основным личным составом полка. Через два-три дня направились в Насосную, куда прибыли примерно 19 августа 1942 года».
Эти молодые пилоты-сержанты в числе первых освоили новую материальную часть и вошли в расчет боевых экипажей полка. Весной 1943 года Никита Ефимов, Дмитрий Сапунов, Иван Савин, Василий Островский мужественно сражались в небе Кубани и в апреле 1943 года погибли в воздушных боях. Прах этих воздушных бойцов покоится на Кубанской земле.
Виктор Никитин, продолжая участвовать в воздушных боях, стал известным воздушным бойцом, был награжден многими правительственными наградами, дошел до Берлина и продолжал службу в частях ВВС в послевоенный период.
В заключение повествования о боевых друзьях и товарищах следует сказать еще об одном замечательном однополчанине, храбром воздушном бойце и командире — Аркадии Федорове. Родился Аркадий в 1917 году в текстильном городе Иваново, в рабочей семье. Детство, школьные годы прошли в этом городе, затем стал подручным кузнеца на заводе, где работал отец. Здесь, в Иваново, и первые шаги в небо сделал, отсюда с комсомольской путевкой ушел в знаменитое Оренбургское летное училище, которое окончил военным летчиком-истребителем.
Познакомился я с ним в августе 1941 года. Вместе сражались на Южном фронте, поначалу в разных частях, а потом в нашем 16-м гвардейском ИАП. Тогда в Молдавии, на пограничной реке Прут, я узнал, что полк Аркадия 22 июня из Запорожья был перебазирован в район фронтового Каменец-Подольска, участвовал в воздушных схватках. Воевал Федоров в небе над Николаевом и Херсоном, Мелитополем и Ростовом, участвовал в боях в Изюм-Барвенковской операции. К августу 41-го сделал 322 боевых вылета, лично уничтожил 7 вражеских самолетов, был награжден орденом Ленина.
На всю жизнь запомнилось Аркадию небо Кубани. В одном из вылетов Аркадий возглавлял четверку, вступил в бой над станицей Абинская с большой, эшелонированной по высоте группой «мессершмиттов». Федоров сбил один истребитель и тут увидел, как «мессер» заходит в хвост. Услышал один удар, второй… Аркадий выбросился из горящего самолета, дернул кольцо парашюта и повис под куполом. Фашист снизился, чтобы расстрелять летчика в воздухе, но на помощь пришли истребители соседнего полка.
Не менее памятны летчику и наступательные бои на юге — за Донбасс, за Мариуполь, на реке Молочной, в нижнем течении Днепра, на ближних подступах к Крыму. За мужество, храбрость и героизм 13 апреля 1944 года Аркадию Федорову было присвоено звание Героя Советского Союза.
До Победы было еще далеко, еще не один бой — под Яссами, за Львов, в Польше и Германии. На заключительном этапе войны он был уже командиром ставшего три года назад родным 16-го полка. Довелось в этом качестве летать в небе Чехословакии, прикрывать бросок танков и мотопехоты на помощь восставшей Праге. А когда умолкли последние залпы, на его счет было записано 554 боевых вылета и 24 сбитых стервятника…
И еще немного о себе. Хочу продолжить рассказ о том, как 16 марта 1942 года после тяжелого ранения в воздухе и посадки на аэродром я был направлен на лечение в госпиталь, коих за последующие 10 месяцев пришлось сменить не один. Дата 16 марта осталась для меня памятной, а само ранение наложило отпечаток на состояние здоровья, оставив калекой на всю жизнь.
В тот день меня извлекли из кабины самолета, после многочисленных уколов и перевязок поместили в санитарную машину, довольно изношенную и потрепанную, положили на носилки, подвешенные на ремнях к потолку машины, и в сопровождении полкового врача Митрофана Ивановича Козявкина и адъютанта эскадрильи гвардии капитана Ивана Михайловича Медведева увезли в Ровеньки, где находился дивизионный фронтовой госпиталь.
Допотопная санитарная машина, переваливаясь с боку на бок и буксуя, медленно двигалась по разбитой ухабистой дороге, где снежный покров смешался с грязью. Носилки, на которых мне пришлось лежать, надежно удерживали меня, легко потряхивая на амортизационных ремнях, смягчая толчки израненной руки. Когда машина подошла к крыльцу госпиталя, медперсонал выходил на обед. Узнав, что привезли раненого летчика, все немедленно возвратились. Меня внесли в светлую и просторную операционную, сразу же положили на стол и стали готовить к операции. Все делалось быстро, но без спешки и суеты. Врач и сестры в одно мгновение преобразились, облачившись в белые халаты и головные уборы. Одна из сестер хлопотала возле инструмента, а другая мигом сбросила с меня всю рваную и грязную одежду.
Когда я смотрел на врача-хирурга, опыт и профессиональное мастерство этого сильного и решительного человека казались мне всесильными. В первую очередь он констатировал, что раненый летчик потерял слишком много крови, и, чтобы спасти его, срочно требуется сделать переливание крови. Как на грех не оказалось нужной второй группы крови. Незамедлительно помощь пришла со стороны медсестры Полины Васильевны Бондаренко, она без колебаний согласилась отдать свою кровь.
Затем последовала операция — чистка ран от осколков снаряда и обрывков одежды, но этого я уже не помню и не знаю — спал после наркоза. Очнулся на койке, было уже темно, светильник тускло горел где-то за перегородкой, освещая маленькую комнатку, вернее, утолок коридора или отгороженную перегородкой часть палаты. В этом уголке стояла моя единственная койка, рядом сиделка — молоденькая девчушка, очевидно, школьница. Меня лихорадило, я пылал в жару. Мучила невероятная слабость, в голове боль и кошмар, только теперь я почувствовал в полную силу результаты ранения, не находя от боли места. Трудно сравнить с чем-то это состояние и тем более рассказать о нем.