– Наверное, тот самый монстр из бездны. Помнишь, он еще под решёткой буянил? – еле слышно проговорила Пелагея и потянулась к ключу.
– Ты что, открыть хочешь?
– Ага. Надо бы поговорить с ним по душам.
С чего она взяла, что монстр именно тот самый?
Шкаф трясся и подскакивал, как если бы за лакированными коричневыми дверцами в заточении томилось не одно, а целая компания разношерстных чудищ. Что-то внутри перестукивало, подвывало, царапало стенки. В воображении Теоры живо нарисовалась картинка: Пелагея поворачивает ключ в замочной скважине, тьма сгущается, дверцы скрипят – и оттуда вырывается...
Древняя исполинская сороконожка?
Не менее древний кровожадный вампир?
Или рой смертельных болезней, которые только и ждут, чтобы подчинить город своей власти?
– Постой! – крикнула Теора, вскакивая с кровати. Если она хотела помешать Пелагее вступить в контакт с выходцем из бездны, ей следовало вскочить гораздо раньше.
Разговор по душам грозил повлечь за собой весьма плачевные последствия.
Последний поворот – и замок ужасающе лязгнул, а шкаф перестал отплясывать чечётку. Установилась гробовая тишина. Теперь Пелагея слышала собственный пульс, дребезжащее гудение лампы и, казалось, даже то, как сучит пряжу паук под кроватью. Ой, не следовало ей столь недальновидно хвататься за ключ. Она и сама это поняла. Правда, с опозданием.
Издав протяжный, ехидный скрип, дверца шкафа отворилась. И на Теору, которая в тот момент от страха медленно покрывалась инеем, из вселенского мрака вытаращилась пара маленьких смышлёных глазок.
"Так вот, каков ты, обитатель глубин!" – Эту приветственную речь Теора успешно проглотила, выдав взамен нечленораздельное: "Ы-о-у-и".
Пелагея мялась возле шкафа, не зная, то ли ей побыстрее захлопнуть дверцу и забаррикадировать монстру выход, то ли отойти да не отсвечивать.
Ждать от нее рассудительности в ответственные моменты не приходилось. Она шагнула в сторону, освобождая путь. И обитатель глубин совершил роковой прыжок.
К ногам Теоры, которая уже почти превратилась в арктический монумент, выкатился чёрный лохматый шар. Затем шар трансформировался в лохматую кляксу. И Теора изумленно воскликнула: у кляксы был хвост и лапы Пирога, не говоря уже об ушах, носе и глазах, которые также бесспорно принадлежали Пирогу.
Пелагея осталась верна своему безумству и проявила чудеса смекалки.
– Признавайся, подлое чудище! Зачем ты притворяешься нашей собакой? И куда подевало настоящего Пирога?
Подлое чудище возмущенно чихнуло. Сложило уши и чихнуло снова.
– Ну, живоглот, напросился, – хриплым комичным голоском сообщило оно. – Отправлять в иное измерение из-за каких-то несчастных котлет! До чего же мелочный котяра!
Пелагея озадаченно посмотрела на ключ у себя в руках, затем на шкаф, откуда сочился мрак. Перевела взгляд на Теору, согнувшуюся пополам от беззвучного смеха. И неожиданно выдала вполне логичную цепочку умозаключений.
– Вы не поделили котлеты и Обормот использовал гипнотический взгляд?
– Вот именно, – отряхнувшись, подтвердил Пирог.
– Затем ты застрял внигде.
– Тоже верно, – тявкнул пёс. – Застрял. Как в ящике у фокусника. Духота, пылища. Жуть!
– Стало быть, я держу ключ от пограничья между мирами, – сделала вывод Пелагея. – И если бы мы вовремя не очутились в комнате, если бы я не отперла замок...
К ужасу Теоры, она залезла в шкаф и целиком пропала в первородной тьме.
– Странно, – проговорила она оттуда. – Ничего примечательного. Только на верхней полке какие-то бумаги.
Когда бумаги вынесли на свет, Теора притронулась к ним, как и полагалось, с мистическим страхом. Но разобрать, что за каракули на них нацарапаны, это не помогло.
– Мне тоже не прочесть, – усевшись на кровати, сказала Пелагея.
– Документы на мебель от иностранного производителя, – со знанием дела сказал Пирог. – Чего тут непонятного? Договор, чек с реквизитами, гарантийный талон.
– Не ругайся, – попросила Пелагея. – А то Юлиане пожалуюсь. Кстати, как так вышло, что она за вами с Обормотом не уследила?