Кекс и Пирог, которые всё это время добросовестно подслушивали под столом, вылезли под дрожащий свет масляной лампы и, ничтоже сумняшеся, поставили Гедеона в безвыходное положение.
– Мы, – объявил Пирог, довольно повиливая хвостом, – оказываем широкий спектр услуг: разнюхиваем пропажу, вычисляем преступника, помогаем с поисками катакомб, подземелий...
– А также выводим из лабиринтов! – жизнерадостно дополнил Кекс.
Гедеон испустил обреченный вздох: попал – так попал. Нипочем не отвертеться. А Пирог вздумал взять реванш за прошлое и сообщил мохнатому приятелю, что на шпионское задание его не возьмут.
– Это почему? – обиженно тявкнул Кекс.
Пёс не растерялся и привел железный аргумент:
– Ты белый, а сейчас оттепель, и земля сплошь в черных пятнах. Вдруг тебя рассекретят и операция провалится? Да и Юлиану надо кому-то сторожить. На случай, если очнётся.
Всю ночь по черепице гремел унылый ливень, которому, по-хорошему, полагалось быть снегом и тихонько оседать на крыше. Гедеон до утра проворочался без сна. Он грыз ногти под виртуозный храп, доносившийся с печи. Его грызли сомнения относительно его дальнейшей участи, а под составленными вместе скамейками приблудная домовая мышь догрызала дыру в чьем-то тапке.
Подавленность. Тоска. Безысходность.
Тем более странно было видеть Пелагею воодушевленной и излучающей боевой дух.
Она подняла его, как и было договорено, ни свет ни заря. Оставила доктору записку на столе, облачилась в непромокаемый плащ и запалила фитиль в переносном фонаре.
Выдвинулись они втроем, в составе двух человек и одного ужасно вредного скотч-терьера.
Он прыгал из лужи в лужу и, включив режим ночного видения, поглядывал по сторонам с оттенком лёгкого превосходства. Пока всякие там белки, лисы и зайцы влачат жалкое существование да только о том и думают, как бы прокормиться, он, Пирог, не обременен решительно ничем, кроме своей важной миссии.
Его плотным хороводом окружали запахи сырой земли, запревших листьев и трав. Пахло медведем, залёгшим в берлогу. Арнией, которая чистила на ветке перья. Свежим невезением (впрочем, это как посмотреть: кто-то кого-то сцапал и втихомолку доедал под кустом).
А потом запахло оградой, высокой – в два человеческих роста. О том, чтобы через нее перелезть, не стоило и мечтать.
Пелагея ступила на ломкий снежный настил, прислушалась к посланию, которое тарабанили на азбуке Морзе капли по ее капюшону – и обратилась к Пирогу с просьбой отыскать в стене тайную дверь.
– Ты говорил, она где-то здесь.
Пёс ткнулся носом сперва в один камень, затем в другой и наконец отыскал метку, которую они с Кексом оставили в прошлый раз. Помеченный булыжник "гулял" в кладке и легко вышел из углубления, когда Пелагея попыталась его вынуть.
Часть стены тут же отъехала в сторону, являя шпионам-спасателям мутное марево тумана, наползшего на неухоженный дворовый фасад. Ночь заметно побледнела, и Гедеона на какую-то крошечную долю секунды пронзило узнавание, словно он уже не единожды бывал в этом особняке. Но потом странное ощущение испарилось, уступив место привычной подавленности и страху угодить в лапы дозорных.
– Я т-точно должен т-туда?.. – сбивчиво пробормотал он.
– Погоди. Сначала разведка, – ответила Пелагея.
Ее глаза блеснули хитрецой. Взмахнув руками (ну точно невидимую скатерть стелет!), она стала крутиться на месте, изображая не то озабоченного тетерева на токовище, не то подстреленного лося. Миг – и Пелагеи след простыл. А вместо нее – горлица, белая, как сахар в сахарнице. Гедеон, само собой, челюсть уронил. Помянул всуе хохлатую стерлядь, лешего, кусачий чертополох, и лишь тогда угомонился, когда горлица отправилась в разведывательный полёт.
Пирог просеменил к трубочисту и дважды с осуждением чихнул. Парень, вроде, нормальный, а всё туда же: чуть что выйдет за рамки повседневности, так сразу паниковать. Тверже надо быть, устойчивее.
– Эй, верстовой столб! – обратился пёс к Гедеону. – Если доложат, что всё чисто, я пойду первым. Ты на подхвате. Усёк?
– Усёк, малявка, – буркнул тот. – Как будто у меня выбор есть.