– А что делать с корнем, который из окна торчит? – как ни в чем не бывало, невинно поинтересовался Гедеон. – Выпилить в доске выемку, да?
– Ага, выпилить, – рассеянно отозвалась Пелагея. Она только сейчас поняла, что чего-то (вернее, кого-то) не хватает. – Теору не видели?
– Она еще раньше доктора ушла, – подал голос Кекс. – Сначала хотела запереть свою ожившую тень в тайной комнате. Я ей сказал, что затея провальная. Да она слушать не стала. Заперла, значит, а потом взяла да сбежала. Незримый-то, конечно, сквозь стену прошёл. И за ней погнался. А перед этим они долго ругались за закрытой дверью. Вот такие пироги.
– Да-а-а, – протянула Пелагея. – Что-то будет...
Переступив через бугорчатый корень, ползущий в сторону кухни, она двинулась ко второму, целому, окну и раздвинула висящие связки трав. Шубу зиме подпалили знатно. Куда ни кинь, везде прорехи. Но похоже, зима опомнилась и взялась за ум. Включила вьюгу на полную мощность и принялась тщательно залатывать дыры. Как бы с Теорой в такую метель беды не случилось...
***
Сердце заходится в чудовищном ритме. Почти невыносимо колет в боку.
«Как ты спасёшь мир, если не можешь спастись от себя самой?»
Давний сон Теоры сбывался наяву. Она снова бежала от своей тени, и перед глазами, за снежной завесой, мелькали чёрные стволы деревьев.
Она познала всю палитру чувств, недоступных ей в Энеммане. Научилась любить до потери сознания, научилась лгать и притворяться. Поручите ей написать статью о видах страха – и вы получите исчерпывающий обзор со шкалой и всевозможными классификациями.
А теперь она убегала и от страха, и от любви, чтобы наконец принести себя в жертву. Ее волосы cтали ломкими и сухими, пожелтели, как старая бумага. Кожа утратила былую упругость, покрылась тонкой сетью морщин. Кости сделались хрупкими, точно у дряхлой старухи. Дунь – рассыплются в порошок.
Такова плата за промедление.
Таково наказание за нерешительность.
Зачем Эремиор гонится за ней? Разве он способен остановить тление? Нет, повлиять на проклятие воспитанницы ему не под силу. Она исчезнет, развеется пеплом по воздуху, если не выполнит того, что ей предназначено в средних мирах.
Искушение замедлить бег велико. Мечты очутиться в объятиях Незримого вновь завладевают умом. Но, опережая заступника, за Теорой мчится сама смерть. Вот уж в чьи костлявые ручищи не хотелось бы угодить!
Эремиор быстр и ловок, несмотря на свою земную, материальную оболочку. Погоня скоро закончится, и Теоре даже не нужно оглядываться, чтобы предсказать ее исход. Вон как ветки хрустят – заслушаешься! В уши задувает морозный ветер. Зима ледяными иглами вонзается в грудь и спину, выстужает лёгкие, напускает тумана в глаза.
Теоре всё равно. Она так или иначе обязана умереть.
Эремиор настигает девушку именно в тот момент, когда тропа вероломно бросает ей под ноги корягу. Отчего его руки так теплы? Или Теора уже настолько замёрзла?
– Ты наделила меня почти человеческим телом, однако не учла, что мои силы по-прежнему сверхчеловеческие. Так недальновидно! – шепчет Эремиор, согревая ее щеку своим дыханием.
С уст Теоры рвутся странные слова:
– Пусти! Времени мало. Камень растрескался, и моя красота увядает. Видишь, что мы натворили?
– Как же я отпущу, когда ты стала мне дороже всего на свете?
Теора поднимается на цыпочки и заглядывает ему в глаза – непроницаемые, затянутые черной плёнкой. Но она-то знает, что за этой плёнкой, за мрачной оболочкой скрывается ее сияющий, светлый, бесконечно любимый покровитель.
– Рядом с тобой... – произносит она, стараясь унять дрожь. – Рядом с тобой мое сердце бьется чаще и мёрзну я меньше. Но тебе не изменить того, что со мной происходит. Помешаешь встретиться с Мердой – и мне конец. Понимаешь?
– С чего ты взяла? – не сдаётся Эремиор. – Вдруг это всего лишь недомогание? Вдруг ты просто-напросто заболела?
Теора с грустью качает головой:
– Природа дала сигнал. Ее не обмануть.
Поддавшись неосознанному порыву, Эремиор порывисто притянул ее к себе и сжал – крепко-крепко – словно его объятия могли придать Теоре сил.