А в вышине ветер гнал вереницы облаков. Возвращались из южных стран клинья аистов. Ласково перешептывались кроны.
"Ты уйдёшь с первой грозой, уйдёшшшь..." – слышала в их шепоте Теора.
Ей, и правда, надо уйти. Делать в Вааратоне больше нечего. Да и камень на кольце зажегся. И днем, и ночью сияет, как испытательная лампа.
Теора вернется в Энемман, чтобы сделаться одной из незримых. Другого пути нет.
Лучшая подруга превратилась в чудовище и хотела ее убить. Но оказалась бессильна перед любовью, что подарил Теоре ее хранитель.
А теперь они с Эремиором вынуждены стоять по разные стороны, на параллельных прямых, которые никогда не пересекутся. И вечно мучиться из-за неразделенной любви.
"Может ли быть, что однажды боль пройдет и раны затянутся?" – задалась вопросом Теора.
Затянутся, да не пропадут. Так и будут белеть шрамами, напоминая об ошибке, которую она совершила.
– Скорее бы гроза, – проговорила она, прислонившись щекой к прохладному стволу березы.
После всего, что на нее обрушилось в чужом мире, она по-прежнему дышала, по-прежнему была жива. Горе в ней притупилось, уступив место холодной решимости.
"С грозой, – сказала себе Теора, – уйду. Постараюсь начать сначала. Забуду Незримого. Даже имя его забуду".
Она обернулась. За березами ждал Эремиор. И как же горько было сознавать, что ждёт он не ее, не Теору. А Пелагею, которая едва ли достойна его любви.
А тут еще вернулись из леса Юлиана и Киприан. Счастливые, смеющиеся, лучезарные, словно им досталось наследство от богатого дядюшки. Хотя на самом деле... Теора без труда догадалась, что послужило причиной их счастью.
И новое, неприятное чувство кольнуло ее болезненной иглой. Что это? Зависть?
Она зажмурилась и прижалась к стволу в последний раз.
"Не хочу завидовать, не хочу ненавидеть! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! У меня своя судьба, у них – своя".
Боль отпустила, непрошеные чувства растворились в пустоте, и Теора ощутила на поясе необычную тяжесть. Отпрянув от березы, она приподняла край платья. Под тканью, в драгоценных ножнах, скрывался корут. Ее собственный меч. Символ ее новой жизни.
Теора бережно погладила пальцами резные узоры в мелких самоцветах, запахнула одежды, которые вдруг сделались многослойными, как у Эремиора.
– Скорее бы гроза, – вполголоса повторила она. И со странным блеском в глазах двинулась к дому.
А Пелагея, глянув на березу, тихо ахнула. Дерево засохло и почернело до основания, точно в него ударила молния.
***
С исчезновением Грандиоза восстания в городе сами собой прекратились. Жители Вааратона озадачились другой проблемой: где взять адекватного короля?
Стали подыскивать подходящих кандидатов: чтоб обязательно без темного прошлого и нездоровых амбиций. Посчитав, что терять нечего, Елисей втихаря нашептал сестрице, что Пересвет и есть тот самый Звездный Пилигрим. У Василисы на этой почве сорвало крышу, и она, оседлав чей-то безлошадный экипаж, сломя голову помчалась в мэрию – выдвигать кандидатуру Пересвета на выборы. Она собиралась сделать ему предложение, когда он с почестями взойдет на престол.
Пересвет долго и сердечно прощался с обитателями лесного дома. Сетовал на то, что его тайну раскрыли, и обещал, что будет писать письма инкогнито. За границей его ждала Рина.
– Чтобы меня – и в короли?! – со смехом возмущался он. – Чего только не придумают!
***
Тайная комната упорно не желала отпираться. Заклинило замок – и ни в какую.
– Неделя прошла, – качала головой Пелагея. – Надеюсь, Гедеон все же догадался шагнуть в пропасть. Иначе он уже умер бы от голода.
– А в пропасти что? – скакали вокруг Кекс с Пирогом. – Сосиски? Колбаса? Тогда мы тоже туда хотим! Вызывай, скорее, мастера по дверям!
***
... – Ау! Есть здесь кто?!
"Кто-кто-кто!" – передразнили затихающие голоса.
Гедеон сделал еще несколько гулких шагов по черной мерцающей тверди и пнул с досады огромную звезду из рахат-лукума. Звезда отскочила, как резиновый мячик, и резво унеслась в бесконечное пространство вселенной, расталкивая по пути другие звезды.