17. Грандиозная тайна
– Если хорошенько не запрёшь клетки, я тебя самого в клетку посажу! – пригрозил Грандиоз бесцветному человечку в котелке. Человечек тут же шмыгнул в авиарий, но не прошло и минуты, как он вернулся с поникшей головой.
– Позвольте доложить. Тех, чьи голоса выпивает механоглот, решеткам не сдержать. Они и сквозь стены просачиваются. Что, если кто-нибудь увидит?
Грандиоз похлопал цепочку на толстом животе и накрутил на палец.
– Даже если и увидят, примут за привидения. Не о чем беспокоиться. Ступай! Завтра получишь вознаграждение за месяц. Я щедро плачу, ты же знаешь.
– О да, о да! – засуетился человечек. – Великий не бросает слов на ветер. Его обещания – закон!
Он снова шмыгнул в авиарий и больше не показывался. Грандиоз без зазрения совести запер его на ключ. Такова договоренность. Ужин позади, всё необходимое для ночлега слуге предоставлено. А если птицы не дадут ему спать своими криками, мучения с лихвой окупятся.
Грандиоз тяжелой поступью отправился в кабинет и первым делом избавился от сюртука. Ему было жарко. Вслед за сюртуком на спинку стула небрежно лег жилет, за ним полетела цветастая рубашка. Под рубашкой обнаружилось еще несколько слоёв прилегающей одежды, которую Грандиоз с раздражением снял через голову.
Горловины трещали по швам. Но усилия, с которыми он каждый день напяливал на себя слой за слоем, того стоили. Наряжаясь на выступления, как капуста, он знал, на что идёт. Часы мучений в тесной, пропитанной потом одежде дарили ему благодарных слушателей, а заодно и их денежки. Грандиоз почти ничего не делал. Стоял на сцене и пел, как ему вздумается. Но публика была на седьмом небе от счастья. Вот оно, признание! Вот она, долгожданная слава! Насмешек больше не будет. Он утёр нос придирам из Пеметона раз и навсегда.
– Прошу прощения… – В дверь без стука просунулся длинноносый жандарм с подкрученными усами. – Следы Вана затерялись в пустоши. Наш поисковый отряд делает всё возможное, но…
Грандиоз свирепо на него зыркнул и чуть не превратил в золу.
– Это что еще за номер?! Мой управляющий даёт задний ход, а у вас недостает ума, чтобы его поймать?! – прошипел он и, спохватившись, тотчас прикрылся рубашкой.
На шее у него болталось и позванивало десятка два желтоватых кулонов – аккурат поверх «удачливой» майки, которую Великий носил, не снимая, вот уже десять лет. Местами майка просвечивала, а местами так и вовсе истерлась до дыр.
Жандарм притворился, что не заметил, и отвесил глубокий поклон.
– Исполним всё в точности, как велено.
– А что велено? – едко поинтересовался Грандиоз.
Жандарм встал по стойке смирно и приложил руку к козырьку. Его усы как будто завились еще сильнее.
– Поймать, в кандалы заковать, память стереть!
– Кандалы – лишнее, – зевая, сказал Грандиоз. – А память – это да. Сотрите любым способом. В крайнем случае используйте Мерду.
– Ме-Ме-Ме… – стал заикаться жандарм. Грандиоз состроил неприязненную мину.
– Не утруждайтесь. Ваш голос напоминает козлиное блеянье. А касательно Мерды – выполняйте, если не останется вариантов. Но это не должно просочиться в прессу. Я понятно выразился?
– Предельно ясно, Великий! – воскликнул служитель порядка и, не переставая кланяться, вышел из кабинета спиной вперед.
Никто из домочадцев не слышал, чтобы Грандиоз хоть когда-нибудь распевался. Он не держал фортепиано, холодно относился к гитаре и ненавидел скрипку. Может статься, именно из-за того, что красиво играть на скрипке под силу лишь человеку с необычайно тонким слухом. Гедеон с Селеной знали, что кроется за его неприязнью к музыкальным инструментам.
Грандиоз с рождения не попадал в ноты. Уж как он исхитрялся! Сколько яиц ни глотал, сколько уроков ни брал, а всё равно мимо. Басить у него выходило прескверно. Дворовые кошки, заслышав его бас, бросались врассыпную. А тенор Грандиоза походил на козлиное блеянье гораздо больше, чем голос жандарма. Только тяжесть кулонов под сюртуком позволяла ему не сесть на сцене в калошу. Охота, кулоны, деньги – и так по кругу. Лишь Рина не догадывалась, зачем ему подземелье и почему он вечно беседует с охотниками.