Выбрать главу

Разумеется, Ферри сделал всё по-своему, и белокурая Аманда Лир — покачивающаяся на высоченных шпильках, затянутая в облегающее платье из чёрного винила и удерживающая на поводке пантеру — украсила собой обложку альбома, как и было задумано. На оборотной стороне разворотного конверта Ферри в полном шофёрском облачении с радостным видом выглядывает из-за двери ожидающего лимузина, как кот при виде сливок. Внутри конверта опять были красочные портреты участников группы — на этот раз каждый из них позировал с гитарой. В центре Ферри изображал Элвиса с согнутыми коленями, а на его шее висела ультракичевая пластмассовая модель Hagstrom P46. Слева Ино, ослепительный в своей куртке с павлиньими перьями, принимает наиголубейшую позицию, прижимая к паховой области свою гитару Starway за 9 фунтов. На этот раз они сообразили, что фотографию басиста помещать на обложку не стоит.

Рецензии на For Your Pleasure оставили далеко позади даже отклики на дебютный альбом. Кэролайн Буше назвала его «огромным и приятным улучшением по сравнению с первым альбомом. За прошедший год Roxy Music усилили свои сильные стороны, выпололи свои слабости и выдали, в целом, выдающийся альбом.» Чарльз Шаар Мюррей из NME был не менее экспансивен, раз и навсегда сбросив со счетов всех циников, сомневавшихся в выносливости Roxy; особенно ему пришёлся по вкусу продолжительный триптих на второй стороне: «Вторая сторона — это изнурительное и лишающее покоя переживание в духе The Man Who Sold The World [Дэвида Боуи]: "Bogus Man" — это "Midnight Rambler" Roxy, долгая, фанковая разминка, которая должна привести вас в состояние трепетной паранойи. "Grey Lagoons" даёт вам как раз столько времени, сколько нужно для приведения в порядок своей головы и подготовки к заглавной песне, которая кончается изумительным Ино-ем и оставляет вас посреди хвоста летящих астероидов, стучащих вам по ушам.»

Ферри считал, что For Your Pleasure «тёмный, таинственный и удивительный», и он до сих пор остаётся его любимой пластинкой Roxy: «горд тем, чего добился сам, и вкладом всех остальных участников группы. Дела Брайана на этом альбоме были особенно прекрасны. Его клавиши на "Do The Strand", всё, что он сделал на "Bogus Man" — это очень, очень здорово; и тем не менее, песни звучали очень близко к моему замыслу. Многие из них были написаны за пианино в дербиширском коттедже, который мне сдал Ник де Вилль, и по духу они были очень близки тому, что получилось на альбоме.»

Взгляд Ино на оконченный альбом оставался сдержанным, хотя — в NME — он тщательно старался подчеркнуть, что прилежание (ещё одно воплощение его текущего кредо, т.е. «дисциплины») пришло на смену неистовому эклектизму старых дней: «Мне кажется, что раньше людей к группе не в малой степени привлекало чувство этакого дилетанства — т.е. мы брались за множество идей, но похоже, что ни одна из них не дошла до чего-то серьёзного. В этом альбоме мы до какой-то степени с этим справились.»

Особенное удовлетворение Ино испытывал от "The Bogus Man". Эта песня медленно вынашивалась ещё со времён репетиций в Кэмберуэлле, и это было то — как Ино уверял всех слушателей — чем, по его мнению, и должны были заниматься Roxy. Манзанера тоже выразил своё удивление тем, как им удалось произвести на свет этот дикий, зловещий грув, напоминающий кипучие произведения Can — кёльнской экспериментальной группы тех лет. Can специализировались на ненормально монотонных фоновых ритмах, абстрактном, «вывернутом наизнанку» групповом рок-взаимодействии и непостижимых наполовину речитативных текстах. Ино жадно поглощал их пластинки, и позже сравнивал их по влиянию и количеству импортированных дисков с Velvet Underground.

За содрогающимся скачкообразным ходом "The Bogus Man" и траурной "Grey Lagoons" шла заглавная песня альбома — витрина для гитарного звона а-ля Дуэйн Эдди и педантично расставленных синтезаторных звуков Ино, начинающаяся как трепещущая пуантилистская позёмка, а кончающаяся ревущей снежной бурей. Все эти три вещи были старыми сочинениями, которые вполне могли бы попасть на дебютный альбом, однако на этот раз были воскрешены с помощью студийного времени. Это были продолжительные этюды усложнённого рока, решительно лишённые «чудес» и грандиозности, столь преобладавших в работе прог-роковых современников Roxy. Даже сольные партии Манзанеры и Маккея казались либо выражениями подлинного, джазообразного катарсиса, либо изысканно проницательными карикатурами на архаичные музыкальные формы — ну, а Ино, казалось, извлекал свои влияния из дикого, технологически продвинутого будущего.