Выбрать главу

Люмиусу, если честно, было плевать — он всего лишь хотел, чтобы устройство его слушалось, но мысль о том, чтобы разбить бесполезный шарик об стену, казалась все более заманчивой.

Учитель вышел из аудитории по каким-то своим делам, и школяры оказались предоставлены сами себе, чем и пользовались.

А сразу после окончания уроков была запланирована прогулка к озеру…

Парня воротило от одной только мысли об этом.

Наслаждаться природой, утопая по щиколотки в грязи и дрожа под порывами ледяного ветра — что это за отдых такой?

Но, само собой, его никто и не спрашивал.

Гервин, как печатная машина, строчил что-то в тетради, от усердия даже высунув кончик языка, и вдруг это показалось Люмиусу настолько забавным, что он чуть не рассмеялся вслух.

После той ночи, с которой минула уже почти неделя, ботаник настолько старательно делал вид, будто ничего не произошло, что усердие проглядывалось буквально в каждом его жесте.

Что же касается самого Люма, то он, сам не понимая, как отважился на это, и сгорая от стыда, в глубине души все же надеялся, что посеянные им зерна вскоре дадут правильные всходы…

— Эй, Златовласка!

Он ненавидел это прозвище еще больше, чем того, кто его придумал.

— Златовласка!

А оракулом было бы хорошо зарядить прямо в лоб…

Еле-еле переборов эту коварную мысль, Люмиус нехотя повернулся — и зря.

Он сам не понял, что случилось — просто его подняло в воздух и кинуло прямо на чужую кафедру спиной.

Первые секунды Люмиус не видел и не слышал ничего, кроме боли.

— Будете свидетелями, — объявил во всеуслышание Маис Горковски, зловеще сверкая глазами. — Смотрите все!

С этими словами он схватился за мантию юноши и задрал ее до живота, чтобы затем, коварно улыбаясь, потянуться к пряжке ремня на брюках…

Но вдруг все пошло не по плану.

От неожиданности Маис чуть не упал — его пошатнул удар кулаком в плечо.

От Лукреция.

Все ученики, как один, ахнули — ритуал овладения для них не был чем-то из ряда вон выходящим, но чтобы омега оспаривал волю своего альфы и тем более — поднимал на него руку? Немыслимо!

Эта небольшая заминка позволила Люмиусу встать с парты и, размахнувшись, от всей души врезать Горковски.

— Слышь, ты, козел! У тебя уже есть один омега, куда еще-то? Закатай губу, тоже мне, султан херов!

— Что тут происходит?!

Ноздри вернувшегося учителя раздувались от гнева.

— Устраивать драку?! Вам это так просто с рук не сойдет! Вы двое, — он показал на Люмиуса и Волчонка, — остаетесь после уроков в классе! Вы, Горковски — к директору! Остальных попрошу готовиться к прогулке…

***

Это было верхом несправедливости, но иного в этой школе и не знали.

Впрочем, за окном накрапывал мелкий дождик, так что жаловаться на то, что прогулка прошла мимо, было бы грехом.

Лукреций, не обращая никакого внимания на Люмиуса, сидел за кафедрой, закрыв глаза и сложив руки перед собой.

Находиться рядом с ним было сущим мучением, но хотя бы безуспешные попытки починить оракул отвлекали от гнетущего молчания.

— Жжется.

Это слово прозвучало в тишине безразлично, как говорят о чем-то совершенно неважном и скучном.

— Прости, что?

— Жжется, — повторил Волчонок, пытаясь почесать кожу под ошейником. — Это Маис его так настроил, малейшее неповиновение — и начинается…

Люм растерялся, даже не зная, как на это реагировать.

— А зачем ты его не послушался?

Ответом был лишь хриплый смех.

— А ты что, хотел бы перейти в его владение? — улыбка Лукреция открывала линию мелких и острых белых зубов, только лишний раз оправдывая его прозвище. — Нет уж, хватит с него и одного омеги, двое — это слишком жирно…

— Но что он тебе скажет?

После этого вопроса юноша несколько поник.

— Ничего он мне не скажет, — глухо сказал он, пряча лицо в ладонях. — Даже разговаривать со мной не станет… а вот его ремень с моим задом пообщаются очень тесно… И не смотри на меня так! — вдруг рявкнул он, вскочив и ударив кулаком по столу. — Мне не нужна твоя жалость!

Испугавшись этой вспышки гнева, Люмиус шарахнулся назад, чуть не упав со скамьи.

Увидев это, Волчонок снова рассмеялся — но что-то в этом смехе не было слышно веселья!

— Не думай об этом, — тяжело вздохнув, он сел обратно. — Просто радуйся, что он не смог тебя повязать… И, ради бога, только не думай, что я сделал это лично ради твоего блага! Мне плевать на тебя… почти что…

В аудитории снова повисла тишина — только капли дождя барабанили по стеклам.

Глаза Лукреция напоминали по цвету небо за окном — такие же пасмурно-серые, и частокол длиннющих ресниц, отбрасывающих тень, как будто делал их еще темнее.

Кто же он такой?

Смазливый херувимчик, по характеру больше напоминающий озлобившуюся дворовую собаку, сначала бьет тебя головой об стену, а потом помогает, при этом говоря, что ты ему безразличен…

— Как ты думаешь, нас запишут в черные списки?

Фыркнув, Лукреций пожал плечами.

— Не знаю… А если даже и да — то не все ли равно? Самое страшное, что могло произойти с тобой, миновало, а со мной — случится еще до Построения… Так, дай сюда! — он вдруг выхватил из руки Люмиуса оракул. — Ты задолбал стучать! За какой надобностью ты стучишь, если там нет магии, кретин ты набитый?!

Не прекращая говорить, Волчонок зарылся одной рукой в свою сумку и вытащил оттуда что-то, завернутое в бархатный мешочек.

Это тоже был оракул, но классом повыше, чем у Люма — больше размером, сделанный из хрусталя, а не из стекла, и фиолетовой субстанции в нем было столько, что шар утратил всякую прозрачность…

Поставив оба устройства рядом, Лукреций накрыл их ладонями и, закрыв глаза, начал что-то беззвучно шептать.

Минуты через две он убрал руки — и Люмиус с изумлением увидел, что в его оракуле магии стало гораздо больше, а вот у Волчонка — убыло.

— Месяца на три тебе этого хватит за глаза, — омега небрежно убрал свой приборчик обратно в сумку. — Только сильно языком не трепись, я тебя прошу…

***

После того, как Лукреций поделился с ним магией, Люмиус почувствовал себя на коне.

К сожалению, дома никого не оказалось, но он оставил сообщение на общий оракул.

Оставалось только надеяться, что отец скоро вернется и свяжется с ним…

Мысли парня прервал стук в дверь.

На пороге, мокрый, грязный с головы до ног и в очках, съехавших набок, стоял Гервин.

— Это тебе! — с глупой улыбкой он протянул Люму жухлый букет полевых цветов.

— Эээ… спасибо?

От соседа за километр разносился запах, который Люмиус был готов почуять от кого угодно, но только не от него.

— Вы что там, пили?!

— Чуть-чуть, — Гервин пошатнулся и едва не упал. — Чтобы согреться…

Вот теперь Люмиус действительно пожалел, что не был на прогулке.

— Люююм…

Цветы выпали из ослабевших пальцев.

— После всего, что было, я просто обязан на тебе жениться…

Тяжелое пьяное тело навалилось на парня, едва не раздавив его.

— Твои волосы, Люм — как золото, знаешь? Как золото… А ты сам — нет… ты язва, Люм, ты язва… язва… — Гервин захихикал.

Люмиус толкнул его на кровать.

— Да что с тобой такое? Ботаникам, верно, пить нельзя!

— Мне холодно… Люм, помоги раздеться…