Люмиусу, если честно, было плевать — он всего лишь хотел, чтобы устройство его слушалось, но мысль о том, чтобы разбить бесполезный шарик об стену, казалась все более заманчивой.
Учитель вышел из аудитории по каким-то своим делам, и школяры оказались предоставлены сами себе, чем и пользовались.
А сразу после окончания уроков была запланирована прогулка к озеру…
Парня воротило от одной только мысли об этом.
Наслаждаться природой, утопая по щиколотки в грязи и дрожа под порывами ледяного ветра — что это за отдых такой?
Но, само собой, его никто и не спрашивал.
Гервин, как печатная машина, строчил что-то в тетради, от усердия даже высунув кончик языка, и вдруг это показалось Люмиусу настолько забавным, что он чуть не рассмеялся вслух.
После той ночи, с которой минула уже почти неделя, ботаник настолько старательно делал вид, будто ничего не произошло, что усердие проглядывалось буквально в каждом его жесте.
Что же касается самого Люма, то он, сам не понимая, как отважился на это, и сгорая от стыда, в глубине души все же надеялся, что посеянные им зерна вскоре дадут правильные всходы…
— Эй, Златовласка!
Он ненавидел это прозвище еще больше, чем того, кто его придумал.
— Златовласка!
А оракулом было бы хорошо зарядить прямо в лоб…
Еле-еле переборов эту коварную мысль, Люмиус нехотя повернулся — и зря.
Он сам не понял, что случилось — просто его подняло в воздух и кинуло прямо на чужую кафедру спиной.
Первые секунды Люмиус не видел и не слышал ничего, кроме боли.
— Будете свидетелями, — объявил во всеуслышание Маис Горковски, зловеще сверкая глазами. — Смотрите все!
С этими словами он схватился за мантию юноши и задрал ее до живота, чтобы затем, коварно улыбаясь, потянуться к пряжке ремня на брюках…
Но вдруг все пошло не по плану.
От неожиданности Маис чуть не упал — его пошатнул удар кулаком в плечо.
От Лукреция.
Все ученики, как один, ахнули — ритуал овладения для них не был чем-то из ряда вон выходящим, но чтобы омега оспаривал волю своего альфы и тем более — поднимал на него руку? Немыслимо!
Эта небольшая заминка позволила Люмиусу встать с парты и, размахнувшись, от всей души врезать Горковски.
— Слышь, ты, козел! У тебя уже есть один омега, куда еще-то? Закатай губу, тоже мне, султан херов!
— Что тут происходит?!
Ноздри вернувшегося учителя раздувались от гнева.
— Устраивать драку?! Вам это так просто с рук не сойдет! Вы двое, — он показал на Люмиуса и Волчонка, — остаетесь после уроков в классе! Вы, Горковски — к директору! Остальных попрошу готовиться к прогулке…
***
Это было верхом несправедливости, но иного в этой школе и не знали.
Впрочем, за окном накрапывал мелкий дождик, так что жаловаться на то, что прогулка прошла мимо, было бы грехом.
Лукреций, не обращая никакого внимания на Люмиуса, сидел за кафедрой, закрыв глаза и сложив руки перед собой.
Находиться рядом с ним было сущим мучением, но хотя бы безуспешные попытки починить оракул отвлекали от гнетущего молчания.
— Жжется.
Это слово прозвучало в тишине безразлично, как говорят о чем-то совершенно неважном и скучном.
— Прости, что?
— Жжется, — повторил Волчонок, пытаясь почесать кожу под ошейником. — Это Маис его так настроил, малейшее неповиновение — и начинается…
Люм растерялся, даже не зная, как на это реагировать.
— А зачем ты его не послушался?
Ответом был лишь хриплый смех.
— А ты что, хотел бы перейти в его владение? — улыбка Лукреция открывала линию мелких и острых белых зубов, только лишний раз оправдывая его прозвище. — Нет уж, хватит с него и одного омеги, двое — это слишком жирно…
— Но что он тебе скажет?
После этого вопроса юноша несколько поник.
— Ничего он мне не скажет, — глухо сказал он, пряча лицо в ладонях. — Даже разговаривать со мной не станет… а вот его ремень с моим задом пообщаются очень тесно… И не смотри на меня так! — вдруг рявкнул он, вскочив и ударив кулаком по столу. — Мне не нужна твоя жалость!
Испугавшись этой вспышки гнева, Люмиус шарахнулся назад, чуть не упав со скамьи.
Увидев это, Волчонок снова рассмеялся — но что-то в этом смехе не было слышно веселья!
— Не думай об этом, — тяжело вздохнув, он сел обратно. — Просто радуйся, что он не смог тебя повязать… И, ради бога, только не думай, что я сделал это лично ради твоего блага! Мне плевать на тебя… почти что…
В аудитории снова повисла тишина — только капли дождя барабанили по стеклам.
Глаза Лукреция напоминали по цвету небо за окном — такие же пасмурно-серые, и частокол длиннющих ресниц, отбрасывающих тень, как будто делал их еще темнее.
Кто же он такой?
Смазливый херувимчик, по характеру больше напоминающий озлобившуюся дворовую собаку, сначала бьет тебя головой об стену, а потом помогает, при этом говоря, что ты ему безразличен…
— Как ты думаешь, нас запишут в черные списки?
Фыркнув, Лукреций пожал плечами.
— Не знаю… А если даже и да — то не все ли равно? Самое страшное, что могло произойти с тобой, миновало, а со мной — случится еще до Построения… Так, дай сюда! — он вдруг выхватил из руки Люмиуса оракул. — Ты задолбал стучать! За какой надобностью ты стучишь, если там нет магии, кретин ты набитый?!
Не прекращая говорить, Волчонок зарылся одной рукой в свою сумку и вытащил оттуда что-то, завернутое в бархатный мешочек.
Это тоже был оракул, но классом повыше, чем у Люма — больше размером, сделанный из хрусталя, а не из стекла, и фиолетовой субстанции в нем было столько, что шар утратил всякую прозрачность…
Поставив оба устройства рядом, Лукреций накрыл их ладонями и, закрыв глаза, начал что-то беззвучно шептать.
Минуты через две он убрал руки — и Люмиус с изумлением увидел, что в его оракуле магии стало гораздо больше, а вот у Волчонка — убыло.
— Месяца на три тебе этого хватит за глаза, — омега небрежно убрал свой приборчик обратно в сумку. — Только сильно языком не трепись, я тебя прошу…
***
После того, как Лукреций поделился с ним магией, Люмиус почувствовал себя на коне.
К сожалению, дома никого не оказалось, но он оставил сообщение на общий оракул.
Оставалось только надеяться, что отец скоро вернется и свяжется с ним…
Мысли парня прервал стук в дверь.
На пороге, мокрый, грязный с головы до ног и в очках, съехавших набок, стоял Гервин.
— Это тебе! — с глупой улыбкой он протянул Люму жухлый букет полевых цветов.
— Эээ… спасибо?
От соседа за километр разносился запах, который Люмиус был готов почуять от кого угодно, но только не от него.
— Вы что там, пили?!
— Чуть-чуть, — Гервин пошатнулся и едва не упал. — Чтобы согреться…
Вот теперь Люмиус действительно пожалел, что не был на прогулке.
— Люююм…
Цветы выпали из ослабевших пальцев.
— После всего, что было, я просто обязан на тебе жениться…
Тяжелое пьяное тело навалилось на парня, едва не раздавив его.
— Твои волосы, Люм — как золото, знаешь? Как золото… А ты сам — нет… ты язва, Люм, ты язва… язва… — Гервин захихикал.
Люмиус толкнул его на кровать.
— Да что с тобой такое? Ботаникам, верно, пить нельзя!
— Мне холодно… Люм, помоги раздеться…