— Д-давай поужинаем вместе? — вдруг, сильно покраснев, предложил Гервин, заставив его икнуть.
— Окстись, мы всегда ужинаем вместе!
— Да, но… — Гервин поправил галстук. — Я занял нам отдельный столик! Ну, раз уж мы пара… или мы не пара?! — в последних словах прозвучал откровенный испуг.
Вся его и так небольшая уверенность в себе за одну секунду сдулась, как мыльный пузырь, и Люмиусу даже стало немного его жаль.
— Можешь считать, как хочешь, — встав из-за стола, он потянулся. — Раз уж твои моральные принципы говорят так, а не иначе… Не понять мне вас, благородных до абсурда… Идем? — непринужденным жестом он взял Гервина под локоть, от чего тот, кажется, чуть не заработал сердечный приступ.
Когда ботаник проснулся одним прекрасным утром с жутким похмельем, и рядом с ним был Люмиус, а в комнате все еще пахло дождем и цветами, он понял, что теперь уже не сможет увиливать и, как честный человек, просто обязан…
Конечно, ничего не было.
Люм, в отличие от соседа, не был пьян и прекрасно видел ту грань, за которую не следует переходить.
Зато они вдоволь нацеловались, и еще — оказалось, что Гервин может быть напористым альфой с сильными руками…
Казалось, он до сих пор чувствовал стальное сжатие на своем заду… и не только.
Теперь превращение в омегу оставалось лишь вопросом времени.
А пока — их ждал ужин.
К сожалению, не в ресторане, а только в столовой.
Но и до этого дойдет однажды!
***
Это было против школьных правил.
Если бы Люмиус попался, то точно бы на следующем Построении стал бы одним из “героев дня”.
Но он не мог иначе!
Голова уже начинала пухнуть от Гервина, а если быть точнее — от его постоянных извинений.
Он не был виноват в том, что Горковски приспичило завести второго омегу!
И уж тем более — в том, что сразу не полез защищать Люма, ведь тогда растерялись все… почти все.
Не говоря уж об их так называемых “половых контактах”, хотя сам Люмиус не воспринимал их иначе, чем простой разогрев перед чем-то действительно серьезным — для ботаника же это оказалось целое событие.
От всего этого срочно требовалась передышка.
Узкая и крутая лестница, железные ступеньки которой гудели от каждого шага, вела туда, где бесконечно дул ветер.
На крышу.
Но, забираясь туда, юноша не думал, что там найдется кто-то еще…
На самом краю, свесив ноги в пропасть и беспечно ими болтая, сидел Лукреций.
— А, это ты, — сказал он Люму таким тоном, будто ждал его прихода. — Садись, садись…
Осторожно опустившись на черепицу, Люмиус поджал колени к груди и обхватил их руками.
— Красиво, правда? — после долгого молчания сказал Волчонок, подняв отколовшийся кусочек покрытия и бросив его с крыши. — Это место такое оторванное от нашей с тобой реальности… Ты будто стоишь на вершине мира, и можешь коснуться звезд рукой, и одно только неверное движение заставит тебя упасть в никуда…
И пусть здесь действительно было красиво, Люмиусу вовсе не понравился до странного жадный взгляд, которым он смотрел вниз.
— Что ты тут делаешь? — спросил он, желая переменить тему.
— То же, что и ты, — пожал плечами омега. — Я часто прихожу сюда, пока Маис спит. Мне кажется, это лучшее место во всей школе… а может, и в мире.
— Даже лучше родного дома?
Этот вопрос заставил Волчонка поморщиться.
— Не говори мне про дом… — он опустил голову. — Мой дом — там, где Маис, а в его доме уже все готово, но не для меня… Кроватка, погремушки, бутылочки, целый шкаф детских вещей — все это только и ждет того дня, когда мы закончим школу… Когда можно будет снять предохраняющее заклинание, — он с раздражением дернул ошейник, будто ему слишком сильно давило на кожу. — Ради того, чтобы закончить школу вместе, мне даже пришлось осваивать ускоренную программу — я на год младше Маиса, а ему хотелось, чтобы мы были в одном классе…
Как это часто бывало рядом с Лукрецием, Люмиус не знал, что сказать.
Будто назло, ему так и вспомнилось сегодняшнее утро, когда первым уроком была гимнастика — как Волчонок ни пытался переодеваться, максимально закрываясь, фиолетовые полосы у него на бедрах все равно были видны всем и каждому…
— Я сам не понимаю, когда в его голове поселилась мысль, что все, абсолютно все его желания должны исполняться, — тяжело вздохнув, Лукреций закрыл лицо руками. — Я помню его совсем другим…
— А вы что, давно знакомы?
— С самого детства, — очередной кусок черепицы улетел вниз. — Он мой двоюродный брат…
Люмиус чуть не упал с крыши от таких новостей.
— Но разве его не должны были посадить, а тебе — найти другого хозяина?!
— Будь он моим родным братом, так бы и случилось, но суд решил, что все законно, — стиснув зубы, Лукреций поднял взгляд в небо и тихо повторил: — Законно…
Старый ржавый флюгер натужно скрипел, поворачиваясь в разные стороны.
Луна наполовину скрылась за облаками.
И почему случай постоянно, раз за разом, сталкивал их?
Они были полными противоположностями друг друга — альфа, который хотел быть омегой, и омега, которого собственная роль тяготила, наверное, больше кого бы то ни было…
— Ты воспользовался оракулом?
— А? Да…
— Я рад, — поднявшись на ноги, Волчонок отряхнул мантию сзади. — По крайней мере, тебе есть, с кем связываться…
До коридора они дошли вместе, а потом уже каждый побрел в свою сторону.
К своим альфам.
И к своим обычным жизням.
========== Часть 6 ==========
Мысли Люмиуса витали где-то далеко-далеко от скучной реальности.
У Гервина еще с прошлого вечера поднялась температура, и сейчас он лежал в лазарете, что, конечно, не могло не беспокоить.
Не говоря уже о том, что ботаник пропускал очень интересное событие — экскурсию в пригород…
В последнее время учеников просто-таки баловали вылазками за пределы школы.
Отправка начиналась сразу же после Построения — оно, видимо, в глазах учителей было настолько важным, что его, в отличие от уроков, не следовало отменять — разумеется, не для тех, кто в этот раз попадал на сцену.
Люмиус судорожно вспоминал, есть ли за ним грехи на этой неделе — и, к счастью, их не находилось.
Не считая, конечно, той стычки в классе с Горковски — но тогда все трое участников действия отделались объяснительными в четырех экземплярах каждый, а больше парень нигде не прокололся — разумеется, так, чтобы это было заметно.
Знакомое имя заставило его встрепенуться и вынырнуть из своих мыслей, обратив внимание на сцену.
В отличие от него, Маис оказался в ударе.
Потому что не надо было ни с того ни сего кидаться на Люма в коридоре, выкрикивая какую-то чушь про то, что он соблазняет Лукреция и окажется за это в тюрьме, да еще когда мимо проходил учитель, видевший все от начала и до конца!
Когда омегу берет чужой альфа, руны на ошейнике становятся красными и не погасают — поэтому Горковски только навлек на свою голову лишние неприятности такими заявлениями…
А когда на контрольной по арифметике его нарочно отсадили подальше от Волчонка, не надо было пытаться списать у других и вдобавок хамить преподавателю, будучи раскрытым!
Так что — он сполна заслужил то, что его ждет…
Люмиус злорадно хихикал про себя, мысленно потирая руки.
Горковски поднялся на сцену размашистым шагом, улыбаясь — видно, он пытался нагнать на себя браваду — но, когда он увидел вблизи розги, весь его настрой пропал.