Победа, но какая-то несерьезная, как полагаете? Да, я сказал, что капитан спустится — он и спустился. Но не нашел в себе ни доброты, ни вежливости, чтобы, согласно моим мечтам, утешить бедного Колли. Чем сильнее он давит в себе желчь, тем выше она поднимается. У меня, однако, появилась некоторая уверенность в своих силах. Теперь, когда Андерсон знает о существовании дневника, он не сможет спать спокойно. Как от занозы под ногтем. Наверняка спустится снова…
БЕТА
Ошибка, Тальбот! Затверди еще один урок, мой мальчик! Ты наступаешь на одни и те же грабли. Никогда больше не позволяй себе расслабиться, самонадеянно созерцая результаты первоначального успеха. Капитан Андерсон так больше и не спустился в наш коридор. Он прислал гонца. Я как раз писал про занозу под ногтем, когда в дверь постучали, и на пороге возник не кто иной, как мистер Саммерс! Я пригласил его войти, посыпал песком страницу — не очень аккуратно, как вы могли заметить, — закрыл дневник и запер его в ящик, встал и предложил Саммерсу стул. Тот отказался, уселся на краешек койки, положил рядом треуголку и задумчиво посмотрел на дневник.
— Запираете, значит!
Я ничего не ответил, только с легкой улыбкой посмотрел ему в глаза. Он кивнул, будто бы все понял, и мне показалось — так оно и было.
— Мистер Тальбот, так больше продолжаться не может!
— Вы имеете в виду мои записи?
Он только отмахнулся.
— Я заглядывал к нему по приказу капитана.
— К пастору? Я и сам к нему заходил. Помните? Мы ведь с вами договорились.
— Он на грани помешательства.
— И все из-за того, что хватил лишку?! Неужто никаких изменений?
— Филлипс клянется, что Колли за три дня ни разу не шевельнулся.
В ответ я выругался — боюсь, чересчур энергично. Впрочем, Саммерс не обратил на это внимания.
— Повторяю: он вот-вот сойдет с ума.
— Похоже, вы правы.
— Я делаю все, что могу, и вы должны мне помочь.
— Я?
— Да. Разумеется, приказывать вам Андерсон не имеет права, но он велел попросить у вас помощи и следовать вашим советам.
— Надо же! Нет, капитан мне льстит! Знаете, Саммерс, я сам подумывал о том, чтобы попрактиковаться в искусстве дипломатии, но не ожидал обнаружить себя в качестве ее объекта.
— Андерсон считает, что вы — человек опытный и осведомленный, и на ваши советы можно положиться.
Я от души рассмеялся; лейтенант последовал моему примеру.
— Бросьте, Саммерс! Не мог он так выразиться!
— Ну не совсем так…
— Скорее, совсем не так! Знаете…
Я вовремя осекся. Мне было что сказать. К примеру, что внезапная забота капитана Андерсона вызвана вовсе не моей просьбой, а тем, что он узнал о существовании дневника, который будет читать ваше высокопоставленное око. Или что капитану скорее всего нет никакого дела до возможного помешательства Колли, зато он очень хитроумно пытается втянуть в эту историю меня, чтобы напустить побольше туману и смягчить неприязнь и презрение, которое вы, ваша светлость, скорее всего к нему испытаете. Но я же учусь, не правда ли? До того как слова успели слететь с языка, я осознал, какую опасность они могут представлять и для Саммерса, и для меня.
— Что ж, мистер Саммерс, сделаю все, что смогу.
— Я знал, что вы согласитесь. Считайте, что мы, просмоленные невежи, привлекли вас как представителя гражданского населения. Что будем делать?
— Итак, у нас есть пастор, который… слушайте, а не позвать ли нам еще и мисс Грэнхем? Она дочь каноника и должна разбираться в священниках лучше всех!
— Бросьте ваши шутки, сэр, и оставьте мисс Грэнхем мистеру Преттимену.
— Нет! Быть не может! Ужели сама Минерва?..[32]
— Наше внимание было слишком занято мистером Колли.
— Что ж, как уже было сказано, у нас есть пастор, который… допился до скотского состояния и теперь отчаянно страдает по этому поводу.
Саммерс внимательно и, я бы даже сказал, с любопытством посмотрел на меня.
— И вы знаете, до какого состояния он допился?
— А как же! Я ведь его видел! Да не только я — все, даже дамы. Однако признаюсь вам, Саммерс, я видел чуть больше, чем все остальные.
— Очень интересно.
— Ненамного больше — но все-таки. Через некоторое время после своего нашумевшего выступления Колли проковылял по коридору в гальюн с листком в руках и, что самое интересное, с широченной улыбкой на том, что у него вместо лица.
— И о чем поведала вам эта улыбка?
— О том, что он вдребезги пьян.
— А о том, что случилось там, в кубрике? — Саммерс кивнул куда-то в сторону носа.
— Нет. Как тут узнаешь?
— Можно порасспрашивать.
— Стоит ли? Разве весь этот простонародный — уж простите меня! — театр рассчитан не на нас — тех, кто стоит на ступеньку выше? Может быть, не надо лишний раз дразнить гусей?
— А здоровье Колли? Ради него стоит рискнуть. Кто-то ведь довел беднягу до такого состояния. Кроме того, помимо матросов есть и переселенцы — очень приличные люди. Эти не будут насмехаться над вышестоящими, а вот знать могут не меньше прочих.
Мне вдруг вспомнилось изнуренное лицо молоденькой миссис Ист, которое словно сжирали черные тени. Возможно, она воочию наблюдала скотское поведение Колли, в то время как ожидала от священника совсем другого.
— И все-таки, Саммерс, это ужасно! Пастор, должно быть…
— Сделанного не воротишь. А сейчас ему самому хуже некуда. Ради Бога, попробуйте еще раз пробудить его от этой… летаргии!
— Хорошо. Пробовать — так пробовать. Идемте.
Я буквально выскочил в коридор, пересек его, сопровождаемый по пятам Саммерсом, и открыл дверь каюты Колли. Лейтенант не соврал. Пастор все так же лежал ничком и казался еще более застывшим, чем в прошлый раз. Рука, вцепившаяся в рым-болт, будто бы расслабилась и повисла на нем без всякого видимого усилия.
— Мистер Колли, вас пришел навестить мистер Тальбот, — мягко проговорил Саммерс у меня за спиной.
Меня охватили неловкость и сильнейшее отвращение, отчего я растерялся сильнее обычного и не смог подобрать ни единого слова, чтобы подбодрить несчастного. Его вид и запах, вернее даже сказать — вонь, исходившая, как я определил, от немытого тела, не вызывали ничего, кроме дурноты. Представьте, какой силы должен быть смрад, чтобы соперничать с общим зловонием корабля (к которому я так и не смог до конца привыкнуть) или даже перебить его! Саммерс, однако, верил в мои несуществующие силы, так как, кивнув, отошел в сторону, словно показывая, что все теперь в моих руках.
Я откашлялся.
— Мистер Колли! Положение, что и говорить, неприятное, но поверьте, сэр, вы принимаете все слишком уж близко к сердцу. Каждый может, если не сказать — должен, хоть раз в жизни нечаянно перепить, иначе как же он поймет переживания другого? Что касается вашего развеселого выступления на палубе — да чего она только не видала, эта палуба! Это вам не тихое графство нашего с вами отечества… Мистер Колли, лейтенант Саммерс помог мне увидеть, что я в какой-то мере несу ответственность за случившуюся с вами неприятность. Если бы я не рассердил капитана… кстати! Должен признаться, что как-то раз несколько юных шалопаев, притаившись у окон на верхнем этаже, по сигналу начали мочиться на всеми нелюбимого учителя, когда тот проходил по двору. И чем же, спросите вы, дело кончилось? Да ничем! Учитель нахмурился, выставил вверх ладонь, посмотрел на пасмурное небо и раскрыл зонт! И клянусь вам, сэр, некоторые из этих шалопаев в свое время станут епископами! Через пару дней мы вместе посмеемся над вашим уморительным выступлением. Вы направляетесь в Сиднейскую бухту и оттуда, насколько я помню, в Землю Ван-Димена. Боже мой, мистер Колли, насколько я знаю, там гораздо охотнее примут вас пьяным, чем трезвым. Что вам нужно сейчас, так это глоток чего-нибудь покрепче, а потом столько эля, сколько сможет вместить желудок — и очень скоро вы взглянете на мир совсем по-другому.
Я не дождался ответа и вопросительно поглядел на Саммерса, но тот, сжав губы, рассматривал одеяло. Я развел руками, показывая, что больше ничего не могу сделать, и вышел. Лейтенант последовал за мной.
— Ну что?