А потом приехал Монастырский и ему стало не до Киры с её странностями.
Этим днём там, на явочной квартире, он отказался писать отчёт. Ухмылка на лице гепеушника, похожая на оскал, многое сказала ему. Но Штефан уже ничего не боялся: Серёжа вне опасности, а Ольгу он завтра же отправит в Тмутаракань, где её никто не найдёт. За себя он не беспокоился - до завтра они уж точно его не тронут. В других обстоятельствах он, наверное, бежал бы вместе с Ольгой. Но он решил иначе. Он вынес себе приговор. Да, мальчик пишет, что никогда не станет стыдиться его. Ключевое слово в этой ситуации - бесчестье. Без чести - нельзя жить. Есть старый способ смыть позор. И Штефан всё для себя решил.
Он взял толстый том "Психиатрии" десятого года издания, с удовольствием взвесил его в руке - в прошлом ему нравилось вчитываться в его страницы. Устроился на диване и стал перелистывать читаное-перечитаное издание. Из середины книги выпало несколько листков и открытки.
На открытке была изображена Богородица с Младенцем. Внизу печатными буквами подписано, что это работа Михаила Врубеля. Какое невозможное сходство с Кирой! Удивительно! Просто одно лицо. Разница лишь в цвете глаз да ещё, пожалуй, в их выражении. У врубелевской Богородицы глаза тёмные, полные безумного ужаса. Штефан прикрыл глаза, вспоминая Кирино лицо. Ну да, она совсем другая, смотрит прозрачными зелёными глазами, в которых грусть, любовь, тоска, ожидание, доверие, надежда и отчаянная вера. Интересно, кто мог сунуть открытку-репродукцию в монографию по психиатрии?
А что тут ещё? Газетная вырезка, пожелтевшая и потёртая. Маленькая фотография четырёхтрубного парохода. От взгляда на заголовок Штефана замутило: "Гибель "Титаника". Он, не понимая почему, всегда ненавидел этот несчастный корабль лютой ненавистью. Даже от вида четырёхтрубника белело в глазах и перехватывало дыхание. Пален потёр висок - начинала болеть голова. Где-то там в глубине его мозга спрятана причина ненависти к "Титанику". Докопаться бы!
Еще открытка? Сентиментальный сюжет: под чахлым светом луны "греется" на лесной поляне мечтательно улыбающаяся нимфа с роскошными струящимися серебристыми волосами. Глаза её томно обращены на зрителя. И он был готов поклясться, что эти широко раскрытые прозрачные глаза-омуты зелёного цвета. Семнадцатилетняя девчонка на дореволюционной открытке?!
Оставался ещё листочек-записка, тоже пожелтевший, сложенный пополам. Он развернул его и с улыбкой прочёл: " А знаете, у кого самый красивый муж? Конечно, у меня!" Эти Ольгины штучки! Ольгины?! Он растерянно уставился на дату: март 1912. В марте двенадцатого года они с Ольгой ещё не были женаты. Штефан вздрогнул от звука стукнувшей за стенкой двери, сразу раздались голоса Ольги и Киры. Кажется, они ссорились - не разобрать.
Он не стал ждать и быстро направился в соседнюю комнату. Ольга стояла перед зеркалом. Штефан поморщился: нашла время любоваться собой. Но тут он сообразил, что стеклянной поверхности не было. Там всё клубилось и переливалось.
-Хорошо, что ты пришёл, - засияла Ольга радостной улыбкой. - Представляешь, эта дурочка не хочет отпускать меня. Объясни ты ей, что я давно уже всё решила. И дай мою дорожную сумку.
Машинально Штефан поднял за ручки объёмистую сумку и протянул её Олечке. Потом повернулся к Кире:
-Пусть. Так лучше. Не держите её. Это бесполезно. Мы всю ночь спорили. Я думал увезти её. Но, видите, она решила иначе. Отпустите её.
Кира разжала пальцы:
-Олечка, а я? Как я без тебя?
Олечка потянулась к Кире, обняла её:
-Зачем тебе я? У тебя есть он. Штефан, может, теперь ты вспомнишь, наконец, кто с нами вскрывал сундук? Нас было четверо: я, Андрей, ты и...
-Кира?! - мучительно, хрипло, словно стон вырвалось из его груди, - Кира!
Оглушенный разом обрушившимися на него воспоминаниями, он стоял, не сводя глаз с побледневшей девочки, уставившейся на него огромными сухими глазами.
-Ну вот, наконец-то! Узнал... - прошептала она. Он не успел ответить. С грохотом распахнулась дверь, и влетел взмокший от бега Андрей:
-Вот вы где! Все в сборе! Я прибежал вас предупредить. Сейчас они будут здесь. Меня арестовали!
-Боже мой! - Кира рванулась к Штефану.
-Но почему? - Штефан крепко обнял дрожащую девушку, - и как ты здесь оказался, если тебя арестовали?
-Сам не знаю, как мне удалось от них улизнуть. Хорошо, что руки не связали. Они повели меня через двор, а он у них там открытый. Пихнул охранника, вскочил на трамвай, потом подвернулась машина. Это всё не важно. Важно то, что они сейчас будут здесь. Я их на минут десять опередил.
-Андрей! - Олечка протянула к нему руку, - быстро хватайся за меня. Я втащу тебя сюда.
-Оно же меня не пустит! - вскричал он.
-Не тяни! Дай руку, - Олечка тянула его за собой в клубящуюся глубину. Голос её звучал глухо, она почти исчезла. - Штефан, толкни его!
Штефан схватил Андрея за плечи и изо всей силы толкнул внутрь зеркала. Оно заклубилось радужным туманом, разгораясь ярче и ярче и полностью поглотило Олечку и Андрея. Потом мгновенно успокоилось и стало обычным зеркалом, отражающим убогую комнатку.
-Получилось! - Кира обернулась к Штефану. - Получилось!
-Кира, - он всматривался и всматривался в неё, узнавая заново, - Боже мой, Боже мой!
Кира светло улыбнулась, коснулась его лица, волнистых волос. Он поймал её лёгкую руку, прижал к губам:
-Двадцать лет чудовищного сна! Какое счастье, что он, наконец, кончился.
-Штефан, Штефан - твоё имя как музыка!
И ужаснулась: сейчас явятся чекисты. Она оттолкнула его:
- Штефан, тебе нельзя здесь оставаться.
-Да куда ж я денусь? От них не скрыться!
-Но ты должен, - она тряхнула его, - должен! Выход есть. Вот, смотри.
Кира открыла медальон, достала пергамент, развернула:
-Видишь, тут есть цифры: 1910? А ещё 1911? Это годы, для тебя и меня.
-Да, вижу, - но смотрел на их фотографию в медальоне. - Неужели это может вернуться?
-Штефан, ты не слушаешь меня! - рассердилась Кира. - Сейчас единственное, на что я надеюсь, - этот листочек. Капелька крови - и они не достанут тебя. Жди меня там, я найду тебя.
-Подожди ещё секунду! - он покрывал поцелуями её лицо, - как я соскучился по тебе! Простишь ли ты когда-нибудь меня?
-Мне не за что тебя прощать! - в отчаянии она оттолкнула его, - торопись!
Капелька крови загорелась тёмным рубином:
-А если не получится? - он поднял янтарные глаза на бледную Киру.
-Всё получится, любимый. Только аккуратно прижми руку сюда...
-Кира! Скорей! - в комнату влетела Нина, - там... из ГПУ... пришли...
Они разом вздрогнули. Рубиновая капля скатилась с пальца Штефана и упала на пергамент.
-Штефан! - безумными глазами Кира смотрела на место, где только что стоял её обретённый и вновь утраченный муж. Потом перевела взгляд на пергамент: там бледнели и исчезали цифры. 1969!
Нина глазам не верила. Человек был и исчез! В коридоре с шумом кто-то ходил, хлопали двери. Сейчас придут к ним. Кира, с онемевшим от внутренней боли лицом, протянула маленький свёрток Нине:
-Ниночка, это жемчуг. Мой жемчуг, который Олечка сохранила. Я отдаю его тебе. Спрячь его. У вас тут будет лет через десять что-то страшное. А жемчуг стоит очень дорого. Ты сразу его не продавай, лучше по одной жемчужинке. Будет, на что жить. Я ухожу. Всё получилось не так, как я хотела. Но я буду его искать. Я умру без него. Прощай, Ниночка. Спасибо тебе за всё.
И вновь рубиновая капелька падает на цифры:1968.
Когда сотрудники ГПУ вошли в комнату Нины Ивановны, там, кроме хозяйки, никого не было. Старинное зеркало отражало убогую комнатушку.