И он понял, что она не только хорошо разбирается в лошадях, но и этим говорит, что уйти от степняков у них нет шансов. Разве что те не осмелятся близко подходить к острогу. Или что-нибудь вспугнет их раньше, чем они настигнут их… Да, вот-вот тут где-то пойдут крестьянские поля, а на них всегда было полно людей. Волынский-то крепко-накрепко наказал всем: за стены выходить только вооруженными…
«Наконец-то!» — вздохнул он, когда они выскочили на уже заколосившиеся крестьянские поля.
«О-о! Господи!» — отдалось страхом у него в сердце при виде потоптанного и выгоревшего поля…
От нивы, созревающей нивы пахнуло гарью, несло бедой.
— Васятка, что делать?! — снова задышала Зойка ему в ухо, и голос у нее сорвался. — Догонят, догонят ведь!
Да, она боится, дрожит, он это чувствовал, но и крепится, надеется на него, только на него…
«О-о! Вот так!» — вдруг озарило его, он легонько потянул повод и направил мухорточку на тропу, что уходила с поля на болото, подступающее к самому городу, к крутому яру под крепостной стеной.
— Слушай, Зойка! — закричал он. — Нам от них не уйти! Сделаем так: у болота, как придержу мухорточку, скатывайся и беги в кусты! Ясно?!
— Да!.. А как ты?!
— Я за тобой! Но ты вперед! Тропу через болото знаешь?
— Да!
— Приготовься!
Они проскочили по тропе с сотню саженей, и он резко потянул на себя повод у густо разросшегося на болоте кустарника и камыша, такой вышины, что там мог скрыться с головой и всадник.
— Прыгай! — крикнул он, когда мухорточка засучила на месте ногами, останавливаясь после бешеной гонки. И он почувствовал, как Зойка ухватилась ему за плечи руками, вскочила ногами на круп мухорточки, оттолкнулась и птицей полетела далеко в камыши…
«Вот это да-а!» — мелькнуло у него от такого лихого прыжка девки, и он краем глаза заметил, как она исчезла в камышах, а за ней прошла и тут же заглохла зеленая волна.
Он снова кинул мухорточку вперед. А та, налегке, сразу взяла махом, выбив из тропы пыль. Он же услышал почти рядом вскрики степняков… И дзинь, дзинь! — пролетели рядом с ним одна за другой две стрелы.
Киргизы не заметили, что беглец остался один. А он повернул за следующим поворотом тропы свою лошадку и загнал ее в гущу камыша. Остановив ее, он ласково похлопал ее по шее, припал к ней и зашептал:
— Тихо, тихо… Молчи, мухорточка… Молчи…
Мимо него пронесся один всадник, затем другой… и третий!
«Откуда этот-то?!» — удивился он, полагая, что за ними гнались всего двое.
Он задержался еще в укрытии и только собрался было выбраться назад на тропу, как по ней пронеслись еще три или четыре всадника. А может быть, и больше…
«Сколько же их, боже! — теперь уже испугался он за Зойку и понял, что киргизы шныряют по всем дорогам в окрестностях городка. — Собаки! Как у себя дома! И много, раз забили все тропы. Не скрываются, ничего и никого не боятся… Где же казаки-то?!» — появилась у него тревожная мысль, что, может быть, уже и перебили всех в поле и они остались вдвоем с Зойкой. Но он тут же выбросил это из головы.
Он выждал еще некоторое время и, больше не слыша стука копыт, тронул мухорточку, выехал на тропу и пустился по ней назад. И тут, почти у того самого места, где он бросил Зойку, он лоб в лоб столкнулся с киргизом. Тот несся по тропе и тоже сломя голову, не ожидая никого встретить тут… Мухорточка ударилась грудью о бахмата киргиза и сшибла его. И Васятка полетел через ее голову вперед, мельком заметив, что и киргиз тоже летит в кусты, выронив из руки кожаный щит…
Он тяжко грохнулся о землю, охнул от боли в плече, прокатился по траве, ударился о ствол какого-то дерева и замер, тяжело сопя.
«Вставай, вставай… Прихватят!» — закрутилось у него в голове.
Он поднялся на ноги и огляделся.
Неподалеку лежала мухорточка и странно трясла задними ногами. Она пыталась подняться и не в силах была сделать это с одной сломанной передней ногой. Та безобразно болталась на коже, как било у цепа. И мухорточка лишь тихо всхрапывала, да темными глазами косилась на него.
Ну, совсем как Митяй… Здесь же валялся и бахмат. Тому тоже, по всему было видно, уже не отойти после такой сшибки на полном скаку…
«А где этот… Пёс-то! Где?.. Сковырнулся совсем, аль затаился?» — зашарил он залитыми потом и кровью глазами вокруг, отыскивая своего «крестника».
Он нащупал рукой на поясе нож, единственное свое оружие. Вот он-то и боднул его при падении костяной ручкой под бок так, что он все не мог отдышаться и хватал ртом воздух… Он дотащился до кустов и заглянул туда: киргиз лежал комком, как врезался головой в какую-то кочку, так и затих.