Надо к нему поближе подгрести, чтобы проникнуть в замыслы его поглубже.
Генадя на роль такого шпиона не годился. Ему странно было бы в свои сорок лезть с дружбой к двадцатипятилетнему парню.
Опять все сходилось на Витольде.
Надо притвориться богатеньким барчуком.
Были выделены деньги. Генадя брался добыть у кого-нибудь из приятелей черную светскую пару и галстук. Только бы еще знать, как их носить.
Долго прикидывал, где бы сойтись естественным образом с паном поручиком. Оказалось, самое удобное место — бильярдная все в том же «Империале». Она была устроена бог весть в какие годы, в полуподвальном этаже, и там все было в порядке с киями, мелом и маркерами.
Генадя проводил Витольда до входа в заведение, сам соваться не стал: его тоже в городке знали.
Молодой Порхневич вошел в бильярдную просто, не возбудив ни интереса, ни подозрений. Под потолком слоями уже скопился дым, люди с наклоненными киями передвигались как охотники в тумане. Стоял официант с подносом, на котором теснились фужеры с покрашенным самогоном.
Некоторое время Витольд присматривался. Надо сказать, что молодой пан Суханек ему чрезвычайно нравился. Стройный, ладный в каждом движении, кончики усов искусно приподняты, дружелюбная, умная улыбка на довольно гармоничном, чуть скуластом лице. В одной руке окурок сигары, это была не «гавана», а всего лишь «манила», но откуда Витольду было это знать; в другой сразу же оказался перелетевший из маркерской руки персональный кий. Другой маркер уже ловко ловил треугольником задумчиво раскатившиеся по присыпанному пеплом сукну шары.
Почему мы воюем с таким замечательным человеком? — сразу же задался невольным вопросом младший Порхневич. лучше с таким дружить, если он только согласится. Какая будет радость, если мы, Порхневичи, его оберем и лишим родового гнезда, как лишил в свое время холодный русский царь!
Пан Суханек легко, очаровывая Витольда сдержанностью и точностью движений, выиграл партию у плохо различимого соперника в белом галстуке, взял с поднесенного подноса бокал с подкрашенным самогоном и отхлебнул, чуть прикрыв глаза. Вздохнул и вдруг двинулся в сторону Витольда. Тот был и смят, и рад: к дьяволу ничтожный прежний план! Может быть, удастся что-то лучшее!
— Разрешите представиться, — начал господин поручик и сразу же представился со всей небрежной пышностью, которая на такие случаи была предусмотрена в роскошном светском польском обиходе.
Витольд не мог рекомендоваться подлинным именем, будучи готов к тому, что блестящий пан отшатнется при звуке «Порхневич». Но что-то толкнуло изнутри, и он гордо произнес свою фамилию. И ничего не случилось. Господин поручик и бровью не повел. Может, и не слышал о таких Порхневичах.
Официант уже был под боком со своим подносом. Пришлось пить брудершафт по-краковски: сначала стакан с правой руки, потом такой же — с левой.
— Лучший способ продолжить знакомство… — поручик повел окурком сигары в сторону стола.
Ну, конечно, конечно. Витольд в свое время немного нахватался кия в доме Ивашовых и надеялся, что сможет себя показать воспитанным человеком, то есть не проиграть под ноль. Здесь в моде, как и в купеческих бильярдных на Волге и вообще в Московии, играть в игру грубую, в американку. Польские более нежные правила тут еще не возобладали.
Разбивать доверили пану Порхневичу.
Вокруг стола образовалась зыбкая рама из интересующихся и бьющихся об заклад, у кого был какой-нибудь заклад.
Пан поручик ровным, гордым голосом вдруг сказал, что ему отвратительна эта мелочная возня вокруг факта столь высоко им ставимого знакомства с самим паном Порхневичем, так что пусть мелочные отойдут и там, в темноте, числят свою грошовую прибыль. А он, как человек благородный, ставит на кон ни больше ни меньше свой замок, пребудучи в уверенности, что благороднейший пан Порхневич поставит не меньше.
— Но у меня нет замка, — очень смущенно отвечал Витольд.
— А Дворец, Дворец, — послышались из углов голоса.
Тут бы Витольду надо было одуматься и даже насторожиться. Оказывается, он попал сюда не инкогнито, а как волчонок в волчью яму, всем известный всеми своими потрохами.
А ведь и правда, крутилось в воспаленной голове молодого провинциала, ему было так лестно, что столь явно великолепный пан уверен в его, Витольда, блестящих возможностях. А ведь он действительно может выпрыгнуть из темных лесных Порхневичей, становясь подлинным Порхневичем.
Интересно, что, когда на следующий день Витольд пришел в себя и узнал все детали, он практически не обиделся на пана Казимира — к концу партии они были уже на «ты». Партия была проиграна, но ужас от этого самоуправства не успел полностью охватить Витольда. Господин офицер явился к нему наутро в чистенькую, но крохотную каморку Генади с двумя бутылками самого настоящего шампанского — и где только смог достать его в еще таком неблагоустроенном уездном городке!