— Оружие — к ноге!
Учусь владеть оружием. Дело подвигается. От поворотов и стоек без оружия переходим к выполнению команд с оружием.
— Вишан, винтовку не держат на плече, как дубину!
И это когда я только уверовал в то, что хорошо выполняю стойку «смирно» и повороты на месте…
— Рядовой, оружие — на плечо!
Винтовка. Я еще не чувствовал запаха пороха. Магазин моей многозарядной винтовки пахнет смазкой.
Линия прицела… На сегодняшний день дошел лишь да этого.
— Линия, которая идет от глаза и соединяет прорезь прицела с кончиком мушки и основанием мишени…
Винтовки как-никак настоящие.
Тренога. Тренажер погрешностей. Винтовка установлена сержантом. Тебе ничего не остается, кроме как смотреть через прорезь прицела и кончик мушки и делать знак солдату у щита:
— Выше, ниже, немного выше, чуть-чуть правее, немного левее, еще левее — стоп!
Три раза по три точки наносятся кончиком карандаша.
И когда эти точки совпадают на белой бумаге, ты уже имеешь полное представление о своих ошибках в прицеливании.
Фигура, которая образуется из ошибок прицеливания, говорит лишь о том, что тебе еще многое необходимо усвоить. Как бы то ни было, но я представляю, что она изображает мое прошлое. И в перерыве, когда солдаты отдыхают, курят, рассказывают анекдоты, я словно приклеиваюсь к треноге, на которой установлена винтовка. Зрачок глаза, прорезь прицела, кончик мушки, основание мишени… Огонь! Сухой щелчок металла. Стреляю пока вхолостую. Но важно то, что я вижу мое прошлое и, не моргая, нажимаю на курок, веря в свой выстрел.
Чего бояться солдату, который в двенадцать лет познал настоящий страх и поборол его?
Боюсь тех давних происшествий, которые уже пережил в прошлом. Но они беспокоили меня в настоящем, врываясь в мою душу, как в топкий омут, от которого подымались тяжелые испарения. И то, что раньше вызывало у меня только удивление или замешательство, теперь переживалось все острее и острее.
Я надеялся, что однажды, войдя в ворота казармы, буду делать все, что необходимо: падать на землю, ползти змеей по траве, бежать, преодолевать препятствия, кричать «ура», носить учебное оборудование, мыть казарму, кафель коридоров, ступеньки лестниц и даже каптерку старшины, чистить картошку и стирать белье, чтобы вечером свалиться, как срубленное дерево, и забыться до сигнала «подъем».
Однако так просто нельзя. Все расписано — учения, несение службы. У нас есть учебные периоды, графики подготовки.
Мои ночи. Засыпаю, как все солдаты. Как хорошо погружаться в это состояние блаженства, когда ни о чем не думаешь! Прозвучит «отбой», закрываешь глаза, и под тобой как будто уже не кровать, а разверзшаяся земля, и ты плывешь словно в состоянии невесомости. А однажды я вскочил во сне как по сигналу тревоги. И знал отчего — от страха оказаться застигнутым врасплох. То есть от боязни впустить и малую толику моего прошлого даже в сновидения. Я отгонял от себя непрошеные мысли, и опять засыпал, и опять вскакивал во сне. Казалось, я все отдам, чтобы забыть свое прошлое!
Как-то после отбоя, когда свет уже погас, я никак не мог заснуть и лежал с открытыми глазами, уставившись в одну точку. В окно светила осоловелая луна, по стеклам пробегали причудливые тени от ветвей деревьев, и вспомнил я опять мое прошлое.
Было оно таким маленьким и удрученным, что могло вызвать только жалость, и ничего другого. Проснулся, потому что оно терлось у моей кровати, как ласковая кошка или как бедная заблудшая собака, которая наконец добралась до дому и смиренно ожидает на пороге. Мое сопротивление растаяло как воск. Я вытащил руку из-под одеяла и погладил мое чудовище.
Ребята спали. Как сладко они спали! Я мог бы отомстить им, но какой интерес они для меня представляли? И они, что смеялись надо мной, и водитель, что спустил с меня штаны, чтобы «научить уму-разуму», — все они были без вины виноватые. Какой смысл пинать булыжник, который раздробит тебе пальцы, шип, который вонзится тебе в ногу, черепок, которым ты порежешься, если, конечно, идти куда глаза глядят и думать, что все дороги расчищены для тебя, только для тебя, и что, даже если сбиться с главной дороги, перед тобой тотчас появится тропинка, мягкая и застланная?!
Я направился по дороге, которая шла в направлении вокзала и шоссе, и после первого поворота углубился в лес. Остановился, чтобы прислушаться — как там в лагере? Все в порядке, тишина. Спят мальчишки. Спокойной ночи, приятных снов.
Некоторое время я еще узнавал места, где мы играли, бегали, лазали по деревьям, организовывали эстафеты, соревнования по ориентированию, лекции для юных туристов-инструкторов и искателей кладов.