— Но мы имеем дело с моллюсками.
— Каждый из них поодиночке имел бы больше шансов выжить. Травинка, корешок все же сохранились после засухи и нашествия гусениц. Но нет, они собрались в кучу, как будто каждый из них не имеет иной цели, кроме как отдать часть своей жизнеспособности остальным.
— И вывод?
— Стремление к единению характеризует любую форму жизни. Все живое чувствует необходимость иметь рядом другую живую форму жизни в случае опасности.
— Улитки эти собрались просто потому, что здесь, в этой выемке, тень и влага, а вокруг все высушено.
— Ты всегда противоречишь!
— А ты никогда не можешь вовремя остановиться в своих фантазиях. Ты установил, что какие-то моллюски собираются, чтобы умереть вместе, это открытие можешь сфотографировать. Зачем же ты путаешь это с эпидемиями чумы и холеры?
— Конечно, я далеко зашел, но здесь есть над чем подумать: и мне и вам вспомнить, что в человеческой эволюции имели место различные моллюски и козявки, каждые со своими инстинктами, такими, как, например, инстинкт самосохранения. Но выше инстинкта самосохранения стоит инстинкт участия.
— Нам ничего не остается сделать, как поблагодарить тебя за это открытие.
— Ты можешь иронизировать, но это не значит, что я не прав. Никто не хочет ни жить, ни умереть в одиночку. И это повелось издревле, с начала жизни на земле! Каждый человек, что бы ни случилось, остро чувствует необходимость в людях.
— В некоторых с большими исключениями.
— Исключения… Те, кто не чувствовал необходимость в людях, давно умерли. Они стали призраками человечества.
— Аминь!
Мы шли. Девушка шла молча за мной. Следом за нами ковылял Горбатый. Когда мы добрались до поляны, уже смеркалось.
— Вы подождите какую-нибудь машину, а я — прямо через село: срежу угол.
Горбатый протянул нам руку, чтобы попрощаться. Зина не могла сдержать отвращения, как будто коснулась тех улиток в яме. Рука моего друга и в самом деле была липкой и влажной.
— Завтра приду снова. Может, спасу еще кого-нибудь из них.
— Как спасешь?
— Украду с поля люцерну и листья овощей. Потому как не по мне оставлять их, глупых, умирать.
— Сумасшедший, я говорила тебе, что он сумасшедший.
— Ну-ка замолчи!
— И что тогда?
— Правофланговый — рядовой Матей… В колонну по четыре — становись!
— Правофланговый! — кричит, поднимая руку, рядовой Матей, самый высокий во взводе, после чего замирает.
Мы бегом занимаем каждый свое место в колонне. Я — третий солдат во второй шеренге.
— Равняйсь!
Дистанция — расстояние вытянутой руки до того, кто впереди. «Топ-топ-топ» — мелкие шаги для того, чтобы шеренга была как натянутая нить. Мое место в этом мире… Третий солдат во второй шеренге.
— Чувствуй локоть, рядовой! Локоть солдата справа. Локоть солдата слева… Взвод, смирно!
Каменная стена. Монолит цвета хаки. Мне кажется, что наши сердца бьются в едином ритме.
— Взвод, налево!
Пятка левой ноги — одна ось. Носок правой ноги — другая ось. Поворот на 45 градусов. Приставляешь правую ногу к левой. Пятки вместе, носки врозь — образуют угол в 45 градусов. И все одновременно. Синхронно, до десятых долей секунды. Это не очень-то просто.
Вначале мы покачивались, наталкивались друг на друга. Когда начинаешь поворачиваться на пятке одной ноги и носке другой, то рывком отводишь локоть в ту сторону, куда поворачиваешься.
Однажды, поворачиваясь, я попал локтем в ребра или живот соседа. Его звали Стан Д. Стан. Узнал я об этом во время первого же перерыва, когда начал приносить свои извинения. Даже перерывы между полевыми занятиями он проводил за чтением. У него были книги, расшитые на отдельные печатные листы, которые он носил за голенищами сапог. Позже мы познакомились поближе. Первое время Стан Д. Стан чувствовал себя уничтоженным как личность этими отупляющими стойками и поворотами, построениями в колонну и перестроениями. Если я растягивался на земле рядом с ним во время перерыва, он читал мне что-нибудь из тех своих книг приглушенным голосом: «Необходимо знать, что борьба является общей, что справедливость — это борьба и что все рождается из борьбы и необходимости. Надо знать, что части света составляют дуализм и находятся во взаимной противоположности: суша делится на горы и низменности, вода — на воду пресную и воду соленую… точно так же дело обстоит и с временами года: зима — лето, весна — осень… Мы плывем по тем же проточным водам, мы есть, и нас нет. Для живых существ стать водой означает смерть, а для воды означает смерть стать сушей. Вода все-таки рождается из суши, а живые существа из воды…»