Выбрать главу

Улыбнется путник снегу,

Он рукой помашет горам –

И к лучам иного солнца

Устремится в беге скором.

Вечный бег его согреет,

Вечный бег подарит веру,

Будто путь над миром снежным

Приведет к зимы пределу.

* * *

Одинокий зимний путник

Все быстрей на крыльях мчится.

Он не знает, что пределу

Может таки не случиться…

06.01.2008

Зов и бой

Зов раздастся, начнется война,

В муках скорчится снова страна,

И война та реальной под стать –

Только духом в ней всем воевать.

Зов раздастся, набат зазвенит,

Что от Света – Господь сохранит,

Что прогнило насквозь навсегда –

Встретит скоро лихие года.

Зов раздастся – откликнется тот,

Кто по чести и правде живет,

Чтобы быть его духу как птица…

В страшных муках мир новый родится.

25.12.2012

Инквизитор и Ведьма

Она висела на кресте, и хворост чернь несла под ноги, и инквизитора в толпе взывал к сожжению голос строгий. Не уронила ни слезы и о пощаде не просила, и уж в преддверии грозы проклятьем чернь ее лишь крыла. И инквизитор громыхал своим извечным обвинением, что бог ту ведьму покарал в огне грядущим здесь сожжением.

Не принесла ни капли зла и никому не навредила – в жилище ветхом много лет людей растениями лечила. Нашлись завистники, и вот – ее уж тащат в казематы, на тело голое глядят глазами мертвыми солдаты. Затем – дыба, затем – щипцы и раскаленный жезл в ноги. На животе – плетей рубцы… и беспристрастный голос строгий, и писарь рядом, чтоб ее слова «признания» после вынуть – и, прочитав их на костре, ей пожелать в огне том сгинуть.

И боль, и стон, и кровь, и крик – но хладнокровны эти пытки, и под конец «признаний» тех ей в ноги брошены накидки. Вновь каземат и забытье, и уж на утро тащат тело – для толп «святого» коль суда оно как раз уже поспело.

И вот на площади толпу уже глашатаи сзывают, а чернь в неистовстве поет: «Здесь ведьму темную сжигают!» И инквизитор крест златой все выше к солнцу поднимает, пока солдаты всей толпой к столбу ту ведьму прикрепляют. И верит, верит вся толпа, что перед ней исчадие ада! Лишь были б зрелища, еда, а больше – мало им что надо.

И вот горит, она горит, огонь у ног уж полыхает! Но ничего не говорит, толпе зверей не потакает. Огонь все жарче, уж укрыл свою он жертву в саван жгучий… но в небе солнца больше нет, вдруг побежали резво тучи. Огонь взметнулся вновь, и вот – он принимает в крике тело…

«Всей черной магией она себя спасти все ж не сумела!»

Ревет огонь, в экстазе чернь, слюной распявший сладко хлещет… Но вот и дождь, пришла гроза – и в небе гром, и свет там блещет. Тот дождь сильнее и сильнее слезами неба площадь моет – и тушит, тушит он огонь, и чернь со зла над этим воет. И нет огня, и гром такой, что заложило многим уши! Бегут все с площади толпой, и в страхе сжались черны души.

Но инквизитор не из тех, кто признает свои ошибки. На столб воззрился и костер, а на лице – оскал улыбки. Но в день тот звучно столь играл грозой небесный композитор и молний свет в него послал – и пал беззвучно инквизитор.

24.03.2012

Ипотека

Однажды в студеную зимнюю пору

Ушастый купил ипотеку на нору.

Давно о жилище он теплом мечтал,

А тут подходящий и случай настал.

Жилье дорожает из года все в год –

О том часто шепчет лесной весь народ.

«Вложись ты в жилье!» – зазывает реклама,

Давно упрекают и теща, и мама…

Не в силах уж тяготы Заяц терпеть…

На днях же глаголил со сцены Медведь:

«Жилье чтоб на зиму доступнее было,

Все Свиньи вам норы копают в три рыла.

По норам вас скоро мы всех рассуем –

Тогда запируем, тогда заживем!

Все банки кредиты уж Свиньям раздали,

Чтоб чище жилища они разрывали».

И вот, вдохновленный на то Косолапым,

Пошел наш Косой с того дня по этапам.

Приходит он в банк – а в том банке Хомяк

Мозги промывает прихожим вот так:

«Кредит ты возьми и сперва не плати,

А в мир потребленья от счастья лети!

Бери все сейчас, а беды в том ведь нет,

Платить по счетам что придется сто лет».

Ушастый сражен был дурманом тех слов,

Но сколь договор оказался суров –

Мгновенно узнал он спустя пару дней,

Когда не наелся «капустой» своей.

Он в гневе в тот день к Хомяку прибежал

И сущность банкиров пред ним обнажал: