Игорь Михайлович Дедков — единственный человек, с которым я поделился увиденным. Он один из самых достойных людей, каких я знал, — журналист, критик, кстати, человек с белорусскими корнями. Потрясенный моим рассказом, он просил написать о Мамаевом кургане и монументе Родины-матери. Дедков жил тогда в Москве, работал в журнале «Коммунист». Может, сильнее всего и сказалось последнее. Я наотрез отказался писать, о чем сегодня сожалею, уважая светлую память Игоря Михайловича. Он тогда, похоже, обиделся. Что-то осталось между нами непроясненное, недоговоренное.
Не так уж и нужно было ему мое писание. Время диктовало возвращение к уничтоженному, изгаженному и отброшенному. Дедков понял это одним из первых, тяготился нашими правдами и неправдами, неся в своей интеллигентно-крестьянской, переживательной душе вековую нашу, в том числе и белорусскую, вину и боль за прошлое и будущее.
Недавно мне попались на глаза слова пермского профессора о том, что наша Земля — текст, разъяснение палимпсеста — древняя рукопись, написанная после соскоба прежних письмен. На нашем шарике не счесть отредактированных таким образом и отцензурированных, иногда хамски стертых и выжженных текстов. Переписчиков истории, редакторов, цензоров, Неронов, Ермиловых, Ярославских и Авербухов во все века было в избытке. Первоначальный смысл писаний размывался и подменялся согласно идеологии, духовности и интеллекту власть предержащих. Уверен, что Дедков еще задолго до перестройки и гласности думал и искал настоящие, первоначальные палимпсесты, свободные от влияния заказных мифов. Работал по-крестьянски, никого не оповещая об этом, глубинно и молча. Потому что именно тогда, на стыке столетий, начался крик, визг и лай — подняли голову новейшие переписчики эпохально-планетарного текста. Палимпсесты надвигающегося третьего тысячелетия от рождества Христова. Их, по Высоцкому, буйных, набралось, как чертей в аду. И каждый со своей головешкой. Только, как стало ясно позже, не было среди них настоящих вожаков.
Мамаев курган с его символом Родины-матери уже давно нуждался в текстовом лечении, освобождении от коросты мифов казенного патриотизма, очищения от исторической лжи и обмана. Может, потому он и был превращен в огромную советскую коммунистическую уборную. У нас на Беларуси тоже великое множество монументов, древних курганов — восклицательных и вопросительных знаков и точек остановок времени и истории, по местным определениям, копцов и волатовок. Как будто бы копцы — это могильники. Так ли это, не мне судить. На Полесье копцы — зимовальные ямы для картошки. Волотовки, по местному, — богатырские усыпальницы. Они быстро исчезают, соскабливаются, истираются — до гальки, песка в них, так необходимых новостройкам. Домовитые пустодомки усердно пашут не покладая рук. Слепые гусляры могут сегодня петь свои баллады и былины при долинах, ближе к преисподней. Хотя, где сегодня сами эти гусляры. Один баянист на всю Беларусь.
Вопреки названию, Мамаев курган, как об этом свидетельствует официальная история, к татарскому хану Мамаю не имел ни малейшего отношения. Мамай и курган — по-татарски слова, схожие по звучанию. Согласно иному предположению, в переводе с древнетибетского — мать мира. Под курганом — это уже из последних исследований уфологов — геологический разлом, струящий неизвестное сегодня науке облучение.
По преданиям, древние сарматы хранили в кургане священный меч. Святая Богородица повелела Тамерлану, явившись к нему с тем мечом, уйти отсюда прочь.
И наконец, Мамаев курган с монументом Родины-матери — якобы ключевая точка уничтожения планеты Земля при наступлении апокалипсиса, конца света. Потому и разгорелось там великое побоище — Сталинградская битва и одновременно лихорадочные поиски, археологические раскопки, проводимые фашистской организацией «Аненербе» (наследие прошлого, память предков). Искали древние артефакты, прежде всего — чашу Святого Грааля, которая, по преданию, была спрятана на кургане. Вот, дескать, почему ни Сталин, ни Гитлер, несмотря на жертвы, не хотели от него отступиться.