На оживленном лице Мишки появилось выражение растерянности, и, глуповато улыбнувшись, он возразил:
— Не воевать я. Я завербовался, дядя Федор.
— Куда завербовался?
— В Северный порт. На строительство.
— С чего это ты так разом? — уже недружелюбно спросил Сычев.
— Нужда там в рабочих большая. Ответственное строительство.
— Что ж это тебя на ответственность-то только теперь потянуло? — еще строже спросил Федор Иванович.
— Вербуют. Стало быть, требуется на важное дело, — ответил Мишка, уклоняясь от пристального взгляда Сычева. Но тут же резко вскинул голову и, осклабившись, нагло глядя ему прямо в глаза, произнес:
— И при чем тут война, папаша? «Мы мирные люди, и наш бронепоезд стоит на запасном пути». Понятно?
— Гнида ты, — скрипнул зубами Сычев, — гнида! — И сплюнул в сторону Мишки.
Шурик, как всегда, встретил отца на пороге. Василий подхватил сына на руки, но вместо того, чтобы усадить мальчугана на плечо, чего с нетерпением ждал Шурик, отец прижал его к груди и молча долго, безотрывно глядел в прищуренные глаза, излучавшие искорки безмятежного детского счастья.
По этой молчаливой сцене Таня поняла все.
— И тебе, Вася? — тихим, прерывающимся голосом вымолвила она, и слезы блеснули в уголках ее глаз.
Как ни готовил себя к этой минуте Василий, но тут почувствовал — дрогнуло сердце. И чтобы скрыть свою слабость, хмуро сказал:
— Что ж, поди, я не хуже других.
Но тут же понял — не то надо было сказать.
Не спуская с рук сына, Василий подошел к неподвижно стоявшей Тане, крепко обнял ее и тихо, ласково сказал:
— Не плачь, Танюша. Слезой разлуку не укоротишь.
— Кабы только разлука… Страшно мне, Вася, — ответила Таня, пряча лицо на груди мужа, — знаю я тебя… ты везде первый пойдешь… в самое опасное место.
— Так неужели ты хотела бы, чтобы я за других хоронился?
— Нет, нет, Васенька!.. Не обижайся на меня… Знаю, не был и не будешь ты трусом! А на слезы мои не сердись, милый.
Шурик, обеспокоенный взволнованным шепотом матери, потянулся ручонкой к ее лицу, коснулся мокрой от слез щеки и, подняв к отцу широко раскрытые глаза, спросил не по-детски серьезно:
— Папа, а почему мама плачет?
И снова у Василия дрогнуло сердце. И снова горячей волной всплеснулась ненависть к врагу.
Вечером к Парамоновым пришел Сычев.
Василий поставил на стол пол-литра. Но сегодня вино не манило. Хозяин налил по второй, и водка долго стояла в граненых стаканчиках, а друзья вели неторопливый задушевный разговор.
Таня, внешне спокойная, время от времени подсаживалась к столу и даже почти весело отвечала на вопросы Федора Ивановича.
И только когда занятые разговором мужчины не могли ее видеть, взор, устремленный на Василия, выдавал всю глубину тревоги, охватившей ее.
Глава вторая
Пароход тесно прижался к приземистому голубовато-серому дебаркадеру. На борту его безлюдно. Не заметно обычной перед отплытием суеты. Только клубы густого темного дыма, вырывающиеся из широкой трубы парохода, говорят о скором выходе в рейс.
Вся огромная площадь перед пристанью заполнена народом. Сегодня первые проводы отъезжающих в армию.
Андрей стоял в самой середине толпы, около невысокой, наспех сооруженной трибуны. Чисто выструганные некрашеные доски ее поблескивали капельками выступившей янтарной смолы, приятно пахло свежим сосновым деревом.
— Андрей Николаевич! — окликнули сзади. Он оглянулся и увидел пробиравшуюся к нему сквозь толпу Таню Парамонову.
— Где б встать поближе, чтобы увидеть их, как подойдут? — спросила она, смущенно улыбнувшись. — Как будто все переговорили и попрощались, а так хочется еще увидеть да хоть слово сказать… Вот так берет за душу, вроде самого главного и не сказали друг другу.
— Мне тоже хочется увидеть всех наших, особенно Василия Михайловича, — ответил Перов. — Здесь скорее всего и увидим. Они к трибуне подойдут.
— Идут, идут, — закричали в толпе.
Послышались звуки походного марша.
Из-за большого углового здания универмага на площадь вышла колонна разношерстно одетых, с котомками и узлами, но уже по-военному подтянутых людей. Невысокий коренастый лейтенант подвел колонну к самой трибуне.
Василий стоял правофланговым в первой шеренге. Таня поднялась на цыпочки и, придерживаясь за рукав Перова, не отрываясь, смотрела на Василия.