Федя не особенно охотно принял предложение Тани поселиться у нее. Он выслушал Таню, исподлобья глядя на нее, и ничего не ответил.
— Несуразный ты, парень, — не вытерпела Куржакова, — тебе бы в ноги ей поклониться за ее заботу, а ты сопишь, как медведь на привязи.
Федя вспомнил, что до получки далеко, а деньги уже все истрачены.
«Сытому лучше, — подумал он. — Поживу пока у нее, а там видно будет».
Решение собрания поколебало недоверие к людям, сложившееся у него за годы скитаний, но полностью его, конечно, не уничтожило. И эта, вошедшая в привычку, настороженная недоверчивость мешала Феде понять и оценить теплое человеческое отношение к нему Тани.
Зато Таня хорошо понимала его состояние.
«За всю жизнь, поди, не видал ты ласки», — думала она, с жалостью и болью наблюдая за угрюмым, замкнувшимся в себе подростком.
Поужинав вместе со смотревшими на него с интересом ребятишками, Федька первый вылез из-за стола, подошел к окну и уселся на кончике скамьи.
«Чего сейчас заставит делать? Наверно, дрова колоть».
— Федя! — окликнула его Таня, уложив ребятишек.
«Точно», — подумал Федька и с угрюмой покорностью откликнулся:
— Чего?
— Койку свою поставишь в этой комнате. Вот тут, — показала она рукой. — Здесь тебе удобно будет.
В этот вечер Федю ничего не заставили делать. Так же было и на второй и на третий день.
Федька, внимательно наблюдавший за каждым движением Тани, видел, как много у нее домашней работы, как ей трудно переделать все одной, и ему временами хотелось помочь ей. Но было неловко, отчего не сделал это сразу же, в первый вечер.
«Вызовешься помогать, — думал он, — а она скажет: что, совесть заела? Или еще что-нибудь… Ладно уж, дотяну до получки».
Ощущение неловкости сделало Федю еще молчаливее и угрюмее. Ребятишки, вначале доверчиво потянувшиеся к нему, начали дичиться. Только Таня как будто не замечала его замкнутости.
На четвертый день, когда после ужина Федя занял свое неизменное место в углу на скамье, она подошла к нему.
— Федя, не управиться мне сегодня. Натаскал бы ты мне воды, белье постирать надо.
— Я сейчас, — ответил Федька и, опасаясь, чтобы Таня не заметила краски, проступившей на его смуглых щеках, торопливо бросился в сени и, схватив ведра, выбежал из дому.
На следующий день Федька уже смело подошел к накрывавшей на стол Тане и попросил:
— Дайте я чего-нибудь поделаю!
Слова эти доставили Тане огромную радость: «Понял парнишка. Дошло до сердца». Она ласково взглянула на подростка.
— Отдохни, Федя. Устал ведь с работы. А после обеда поможешь мне белье на речку отнести.
Утром в воскресенье Таня отправила Федьку на рынок за мясом.
Опустив в карман куртки руку с зажатыми в кулаке деньгами, Федька почти бегом кинулся выполнять поручение.
У ворот рынка Федька остановился со странным чувством. Впервые в своей жизни он шел на рынок покупать. «Как все люди», — сказал он про себя и как-то особенно отчетливо почувствовал, что теперь он такой же, как и все, обыкновенный рабочий парень, непохожий на прежнего Федьку Меченого.
После ссоры Андрей и Людмила долго не разговаривали. Правда, они редко виделись. Работа на заводе шла напряженно. Андрей утром уходил очень рано, вечерами возвращался поздно; он командовал ротой всевобуча.
Зато в те очень редкие минуты, когда семья собиралась вместе, это взаимное молчание действовало на всех угнетающе.
— В доме как после покойника, — шептала Клавдия Васильевна, укоризненно взглядывая на сына и невестку, старавшихся не замечать один другого.
Так прошло около двух недель.
Однажды вечером Людмила подошла к сидевшему с газетой Андрею, улыбнулась и сказала:
— Ну, долго мы еще будем дуться?
Андрей отодвинул газету и внимательно посмотрел на Людмилу.
Она стояла перед ним, красивая, чуть высокомерная, ожидающая, что Андрей, как всегда после размолвки, сам сделает решающий шаг к примирению.
Поэтому улыбка ее была слегка насмешливой.
«Если я сейчас поступлю так, как ей хочется, встану и приласкаю ее, — думал Андрей, — то наша ссора будет закончена и в доме будет покой, который так нужен, чтобы после трудного дня отдохнуть и набраться снова сил. Это действительно очень нужно мне сейчас. Но буду ли я спокоен после этого? Ведь признать ее правой в нашей ссоре — это значит не только обмануть себя, но и укрепить ее неправильные убеждения, одобрить ее совершенно неверные взгляды на жизнь… А ведь так я всегда и поступал. И вот результат. С каждым днем мы все больше отдаляемся друг от друга, и скоро у нас не будет уже ничего общего, кроме фамилии и квартиры».