В тщетных поисках хоть какой-нибудь вилки Анатолий искоса посмотрел на отца. Тот, держа в левой руке мясной кусок, другой уверенными движениями отрезал от него тонкие ломтики и прямо с ножа ловко отправлял их в рот, словно всю жизнь иначе мясо не употреблял. Поймав озадаченный взгляд сына, не без лёгкой иронии произнёс: “Что, вилку потерял?! Так её и не подадут! Не раздумывай, расправляйся с пищей, как я! Да посмелей — время не терпит!” Анатолий в ответ хотел возразить, мол, мать ему строго-настрого запретила есть с ножа, но, поняв, что это будет неуместно, взял ещё горячий, обжигающий пальцы кусок и, опасаясь порезаться, осторожно приступил к еде. После того, как с мясом, оказавшимся и первым, и вторым блюдом, было покончено, хозяйка проворно поставила перед мужчинами разлитый по гранёным стаканам горячий свежезаваренный чай, а в центре стола — большой кувшин с холодным, видно, совсем недавно принесённым с ледника, молоком и берестяную, красиво сплетённую, высокую чашу с сахаром, колотым на кусочки, которые аппетитно поблескивали острыми гранями на свету, лившимся сквозь матерчатые плотные шторы из узкого, но высокого окна едва заметной, серебрящейся полосой.
Анатолий придвинул к себе стакан и, чтобы не обжечься, сделал несколько маленьких глотков. Но тут услышал голос бригадира:
— А ты что, чай-то пустой пьёшь?!
— Да с детства привык запивать пищу чем-то одним!
— Привычка — хорошее дело! Но ты всё-таки, хотя бы для пробы, плесни в стакан молока, да поболее!
— Хорошо! — нерешительно, даже несколько настороженно произнёс Анатолий и, разбавив чай по совету Капитона Архиповича. Едва он пригубил, напиток показался ему настолько вкусным, что в будущем, за каким бы столом, в каком бы кругу друзей и просто хорошо знакомых он ни сидел, на вежливый вопрос: “Вам кофе или что покрепче?” — однозначно отвечал: “Только чай! — сделав небольшую паузу, обязательно, словно с лёгким вызовом утвердительно добавлял: — По-якутски!”
На автомобильной стоянке резко провизжали тормозные колодки. Анатолий Петрович невольно поднял голову, но посмотрел не на того, кто приехал, а на часы — они показывали далеко за полдень. Подумалось: “Ничего себе сколько времени провёл в светлых, греющих душу воспоминаниях! Однако, какой бы доброй ни была отшумевшая полевым ковылем, пустившим дозревающий колос, звонкая юность, но всему свой срок!..” И встав, поправив костюм с галстуком, быстрыми, широкими шагами, делающими походку как бы летящей, направился к своему бортовому “уазику”, давно терпеливо ожидающему хозяина... Через пятнадцать минут езды, как всегда, “с ветерком” Анатолий Петрович вошёл в свой рабочий кабинет, на ходу приветливо кивнув головой секретарше, вставшей при его появлении. Хотя до поездки в Натору на Ысыах была ещё целая неделя, он решил уже сегодня определиться со временем выезда и с тем, кого взять себе в попутчики, ибо в последнее время ему очень уж наскучило одиночество, как бы он его с детства ни любил, находя в нём не только покой, но и верные решения многих вопросов, которые прежде, сколько ни ломал голову, ни напрягал волю, но в одночасье, как электросварочная вспышка, не высвечивались в сознание.
Что ни говори в своё оправдание, но после ночи, проведённой в любви с Марией, ему постоянно вспоминалось её опасение, с тревогой озвученное в постели: “Я очень боюсь забеременеть!..” И хотя на эти беспокойные слова он и сказал твёрдо, что в любом случае ребёнок не будет расти без отца, глубокое чувство до конца оправданно необъяснимой его личной вины перед чуть ли не в одночасье ставшей далеко не безразличной его сердцу молодой женщиной, саднило и саднило душу. Лучшего повода, чем поездка на праздник, подыскать в ближайшее время было сложно для того, чтобы насколько можно верно объясниться с Марией, не держать её, условно говоря, между небом и землёй. И он придал этому такое важное значение, что почему-то, в душе подчиняясь внутреннему голосу, будто твёрдо говорящему, что так будет лучше, решил изменить своему, им самим же установленному для себя правилу: контролировать и оценивать труд подчинённых не частым посещением их рабочих мест, а ежедневным просматриванием графика хода выполнения производственного плана всего объединения, а именно взял и, негромко постучавшись в дверь агрохимиков, вошёл в кабинет.