Она — и дебри, и потоки,
весной сбегающие с гор.
Она растягивает сроки
зимы до самых летних пор...
На пять минут здесь больше в часе,
на сто здесь больше вьюжных дней,
коней здесь больше на аласе,
чем там, в степи, у вас коней...
Она гостей встречает щедро,
а бьёт — так со всего плеча...
Отдаст свои в алмазах недра
и золотой запас ручья.
Из глубины поднимет рыбу,
нальёт кумыс на торжествах...
И не растает мёрзлой глыбой
в горячих будущих веках.
Не суетой здесь каждый занят,
не мельтешеньем там и тут,
здесь люди времени не знают,
здесь люди вечностью живут!..
Чтение закончилось, многонациональная толпа, словно на ладони, видимая с площадки-трибуны, замерла... Анатолий Петрович уже даже начал жалеть о своем внерегламентном поступке, как вдруг толпа, словно снежный заряд, взорвалась бурными аплодисментами и дружными возгласами “Ура!” и “Айхал!” Сразу на душе сначала стало легче, а через мгновение её охватило ликование, ибо пришло осознание, что стихи, будто выпущенная метким лучником стрела, угодили в самое “яблочко” человеческого сердца! Анатолий Петрович несколько раз в знак благодарности низко поклонился и, уступая место другому оратору, хотел покинуть своих коллег, чтобы пойти к Марии, которую в самом начале чтения стихов он зоркими глазами отыскал в толпе, — она и теперь не сводила с него взгляда, — но Оксана Яковлевна, довольная успешным началом праздника, за рукав рубашки придержала его, строго сказав: “Подождите!..” И показала на трибунную лестницу.
По ней осторожно всходила одна из помощниц старейшины, симпатичная девушка, стройная, как осинка, обласканная солнечными лучами, в длинном ярко-голубом жакете и в светло-зелёной, цвета первой травы, книзу все больше расширяющейся юбке. Её смугловатое нежное лицо с чёрными-чёрными, как уголь, бровями, обрамлявшими вишнёвые миндалевидные глаза, выражало смущение и застенчивость. В тонких, приподнятых на высоту груди, руках, она держала искусно вырезанный из просушенной до светлого звона столетней берёзы чороон с ножками, напоминающими конские копытца, украшенный круговой узорчатой резьбой. Анатолий Петрович понял, что в нем кумыс, напиток якутских богатырей, и когда девушка вручила ему удивительный, не столько питьевой, сколько культурный чудный предмет национального искусства, он сделал несколько больших глотков и, помня якутский церемониальный обычай, передал чороон стоявшему рядом старейшине, чтобы он, пустив его “по кругу”, предоставил возможность каждому из находившихся на трибуне ответственных гостей испить благородный напиток.
Официальная часть праздника из-за многословия ораторов растянулась больше, чем предусматривалось сценарием, аж на целый час. И, когда она наконец-то закончилась, то люди, притомлённые всё усиливающейся жарой, с удовольствием быстро разошлись по всему аласу. Одни группами в качестве зрителей отправились к месту спортивных состязаний, другие, большей частью молодые, жилистые парни, пошли туда же, но с целью в борьбе и в прыжках в длину с завязанными ногами попытать счастья. Третьи, в самой середине аласа, где всего несколько минут назад находилось столько народу, что яблоку негде было упасть, устроили хоровод осохай. А четвёртые семьями, ведя за руку детей, не спеша потянулись к ларькам, в которых можно было купить что-нибудь из якутской сытной еды, и, вкусно запивая её кумысом, за тесовыми столами, расставленными рядами, подкрепить силы.
Анатолий Петрович, вежливо отказавшись от приглашения Оксаны Яковлевны вместе с другими официальными гостями, возбуждёнными своими сухими, дежурными, но кажущимися им чрезвычайно важными, достойными самого пристального внимания речами, отметить праздник в специально построенном крытом павильоне, подошёл к Марии, прикрывающей ладошкой глаза от яркого солнца.
— Припекает! То ли ещё будет, ведь время и к полудню не подошло! Но всякая жара легче в движении переносится! Поэтому есть предложение: тебе войти в хоровод, а мне, как в юности, испытать свои силы в прыжках, тем более, что с завязанными ногами! Поверь, это куда трудней, чем с разбегу... Значит и интересней! Ну как?
— Принимается! Только, пожалуйста, введите меня в круг, а то самой с непривычки как-то уж больно неудобно!
— Нашла чего стесняться! Ну ладно, пошли!..