— Ну, вот и ладно! Как говорится, извини за прямоту, но не зря же в народе говорят: “Были бы кости, а мясо нарастёт!..” Надеюсь, ты верно понимаешь, к чему я так образно сейчас сказал?
— Думаю, что да!
Вообще Анатолий Петрович к любым танцам относился прохладно. С грехом пополам смог, скорей, как должное, а не как необходимое, с помощью старшей сестры Натальи разучить танго. Но во время этого первого супружеского обеда с Марией вдруг, взглянув загадочно на неё и лукаво улыбнувшись, почему-то вспомнил поселковые молодёжные вечера, которые каждую субботу организовывала завклубом, женщина бальзаковского возраста, светловолосая, с жизнерадостным лицом, всегда старавшаяся одеваться по моде. В клубе — бывшем Божьем Храме, — поскольку он был чрезвычайно высок, в сильные морозы, как бы его ни отапливали при помощи самодельных батарей из водопроводных труб, навешенных вдоль стен под каждым окном, температура не поднималась выше десяти градусов. Всем молодым людям танцевать приходилось в том, в чём они обычно ходят зимой: в шубах, фуфайках и пальто — без опасения, что могут быть неправильно понятыми. От жаркого дыхания в помещении было сумрачно, поскольку свет от нескольких ламп, свисающих с высокого потолка на электрических проводах, словно увязал в сплошном паровом облаке, поднимавшемся вверх...
Однажды молодой Анатолий шутки ради вообще пришёл на вечер в укороченном, но широченном тулупе, в лохматой собачьей шапке с опущенными ушами, надвинутой до самых бровей, и в серых валенках с загнутыми глубоко голенищами, от чего они при движении почти не гнулись и приходилось их как бы переставлять... Со стороны это выглядело уж больно неестественно, даже в определённой степени комично... Едва завклубом переменила пластинку, и по залу, лаская слух, нежа душу, поплыла размеренная, светлая музыка, Анатолий пригласил на танец свою одноклассницу, немного боясь, что будет в своём потешном наряде отвергнут, но она, как ни в чём не бывало, протянула руку... И только старухи в видавших виды меховых шубах, пуховых полинялых шалях с концами, туго повязанными на шеях, не пропускавшие ни одного вечера, сидя на скамейках, стоящих вдоль стен, как подслеповатые куры на насестах, склонились одна к другой, щуря глаза, осуждающе и горячо зашептались, исподволь тыча пальцами в сторону молодого человека, мол, посмотрите, какой отъявленный нахал объявился на вечере.
От воспоминания этого в общем-то ничем не примечательного случая Анатолий Петрович — действительно, неисповедимы пути Господни! — в душе встрепенулся, да так, что вдруг ему неодолимо захотелось танцевать. Резким взмахом руки он тотчас подозвал симпатичную официантку и попросил пригласить директора ресторана. Минут через пять она в белом, накрахмаленном халате, застёгнутом на все пуговицы, отчего её располневшая фигура вырисовывалась особенно рельефно, с высоким колпаком, плотно сидящим на голове, приветливо улыбаясь, подошла к столику и, тепло поздоровавшись, сказала:
— Анатолий Петрович, вы меня приглашали?
— Да!
— Чем могу быть полезна?
— Поскольку музыканты у вас только по вечерам, то сделайте, пожалуйста, для меня, вашего хорошего знакомого, исключение: коль артисты играют исключительно по вечерам, то распорядитесь поставить в магнитофон кассету с записью какого-нибудь итальянского танго на ваш вкус... Да, простите, забыл вам представить мою супругу, с которой мы всего час назад, расписавшись в загсе, стали мужем и женой!
— Какая прелесть! — воскликнула директорша. — Меня величают Александрой Ивановной! А вас, уважаемая молодая особа, как?
— Мария! — тотчас услышала она в ответ и, поздравив молодожёнов со знаменательным в их жизни событием, вежливо удалилась.
Вскоре из динамиков, к немалому удивлению завсегдатаев ресторана, по залу волнами потекла чарующая, светлая музыка. Анатолий Петрович тотчас галантно пригласил Марию на танец, и они на площадке перед эстрадой впервые слились в танго, и так непринуждённо, с таким желанием, как будто им только в душе и жили. И оба, пусть каждый по-своему, но в одном русле вдохновенно думали: “Хорошо бы, если бы и супружеская жизнь, как этот прекрасный танец, сложилась настолько удачно, насколько вообще это возможно на свете между мужчиной и женщиной...”
14
Представлять нового директора управлению совхоза первый секретарь направил свою заведующую сельскохозяйственным отделом Наталью Константиновну Петрову, женщину замужнюю, недавно перешагнувшую тот временной рубеж, после которого говорят: “Баба ягодка опять!..” Она обладала таким сильным романтическим характером, что ни положение в обществе, ни ответственная должность не являлись для неё помехой в удовлетворении порывов страстной души, в том числе относящихся к мужчинам. До перевода в райком, работая директором торговой организации в посёлке речников Пеледуй, она имела продолжительный роман с главным зоотехником местного совхоза. Но на новой работе едва в её поле зрения попал недавно назначенный в совхоз заместителем директора по строительству молодой Анатолий Петрович, как она тотчас, так сказать, положила на него свой пылкий глаз. Как-то зимой приехав в совхоз под предлогом, что ей необходимо ознакомиться с ходом строительства нового коровника в якутском наслеге Натора, попросила директора в качестве сопровождающего отправить с ней своего нового заместителя. Он тотчас подобострастно выразил согласие и дал Иванову соответствующее распоряжение. Тот его без лишних слов принял к исполнению. Было решено ехать на закреплённом приказом директора за строительным отделом стареньком самосвале, видавшем многочисленные, в том числе и печальные виды за десять лет своей службы в условиях Севера, порой становившихся и вовсе невыносимыми.