К вошедшему и скромно поздоровавшемуся Анатолию Петровичу она, деланно сухо ответив на приветствие, не вышла навстречу, словно давая понять, кто в кабинете хозяин, а, слегка улыбнувшись накрашенными полными губами, пригласила сесть за стол. Но молодой строитель, словно принимая вызов, занял один из стульев у самой двери. Положил ногу на ногу, достал из папки докладную записку и устремил на начальника отдела вопросительный взгляд, твёрдо говорящий: “Вы меня вызывали — я прибыл! Готов к докладу и исполнению дальнейших указаний!..” Вдруг без стука дверь распахнулась и в кабинет запросто заглянула пожилая женщина, одетая в длинный синий халат, с ведром и шваброй в руках. Увидев её, Наталья Константиновна тотчас довольно вежливо, но с заметным волнением в бархатном голосе сказала:
— Степанида Ивановна, я ещё задержусь... Можете идти домой!
— А как же уборка? — спросила уборщица.
— В понедельник наведёте порядок! Хорошо?
— Как прикажете! — с готовностью ответила женщина, но прежде чем уйти, как-то многозначительно посмотрела на Анатолия Петровича.
Едва дверь закрылась, Наталья Константиновна быстро заперла её на ключ. И когда повернулась, то молодой строитель увидел перед собой совершенно другую женщину, ибо она не только одарила его улыбкой, исполненной открытости и тепла, но и томным взглядом женщины, страшно соскучившейся по мужской ласке. Но сдерживая свой страстный порыв, она нарочито медленно открыла холодильник и бесцеремонно перейдя на “ты”, учтиво спросила:
— Анатолий, что будешь пить — вино или шампанское?
— Вообще-то в том положении, в котором я оказался, лучше бы выпить водочки, но коли её нет, то с удовольствием выпью немного сухого вина! Только, вот глупый, всё никак не могу понять, по какому это такому важному случаю, ведь даже календарных праздников что-то и в самое ближайшее время не предвидится?
— Действительно, глупый! — игриво ответила Наталья Константиновна. — Неужели до сих пор не понял, что праздники — это не только те дни, что отмечены красными цифрами в календаре, но и другие, которые люди устраивают себе сами. И поверь мне, знающей женщине, они чаще всего бываю важнее и солнечней тех, что установлены законом. Ответь, разве новое, более близкое знакомство двух людей — не повод, чтобы выпить по бокалу-другому?
— Согласен, повод! Но при условии, что эти люди друг другу совсем не случайно близки духовно! Иначе, к сожалению, можно будет с утра до вечера, через день да каждый день гулять!
— А ты, Анатолий, не такой уж и простой, каким можешь показаться на первый взгляд! — заметила Наталья Константиновна, передавая ему бутылку шампанского. — Открой, пожалуйста!
— Хорошо! Но ответьте, быть непростым — это плохо или хорошо?
— Кому как!
— А лично для вас?
— Для меня? По крайней мере, интересно!
Когда они выпили по бокалу, Наталья Константиновна предложила повторить, но Анатолий Петрович наотрез отказался, сославшись на немалый путь назад в совхоз. Но тотчас был остановлен женским, не терпящим возражений вопросом: “А если я попрошу тебя остаться, останешься?” Он был припёрт к стенке без права отмолчаться. И в кабинете, освещённом только светом настольной лампы, Анатолий Петрович, прежде чем ответить, сквозь лёгкий сине-золотой сумрак оценивающе посмотрел на свою начальницу и отметил, что она, всё ещё сохраняющая следы явной привлекательности, тем не менее, из-за пусть небольшого, но всё же избыточного веса не отвечала вполне его мужскому вкусу. Никогда прежде не изменявший своему жёсткому правилу разделять постель только с женщинами, чьей красотой пылко восхищался, он теперь должен был или остаться собой, или переступить через порог, за которым его дальнейшая сексуальная жизнь могла сложиться, как угодно. И всё же он не отказал женщине, к которой был совершенно равнодушен.
Испугался, что она может сломать так удачно начавшуюся его начальническую карьеру? Нет, поскольку он уже настолько высоко зарекомендовал себя как перспективный руководитель, что входил в кадровую десятку самого первого секретаря и, скорей, сам мог бы доставить немало неприятностей начальнику отдела... Просто, живя со своей женой, как кошка с собакой, когда всё чаще хочется в ссоре бросить ей в лицо слова райкинского монолога “Закрой рот, дура! Я всё сказал!..”, он стал к чужим женщинам относиться, исходя из поговорки “Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало...” Но одно переступить через себя мысленно, и совершенно другое — физически. Тем не менее, спокойно смотря в глаза Наталье Константиновне, он уточнил: