Но время всё сильней поджимало, ибо в этот вечер Анатолий Петрович, как и обещал перед отъездом из города своей молодой да красивой жене, ещё должен был у друга юности на квартире организовать свадебный вечер. Поэтому он лишь вежливо, но пронизывающим, словно гипнотизирующим, сосредоточенным взглядом посмотрел в холодные глаза председателя и попросил его написанный им текст с просьбой ко всем домохозяйкам и пенсионерам посёлка за двойную плату выйти завтра с утра пораньше на прополку капусты сообщить несколько раз по поселковому радио, желательно вскоре после окончания рабочего дня. И, неожиданно получив от Морякова утвердительный ответ, даже пришёл в некоторое недоумение. Вдруг остро захотелось узнать, чем же именно в этот раз в своей готовности выполнить просьбу руководствуется председатель сельсовета, взял да напрямик весьма жёстко спросил:
— Николай Трофимович, а разве представители советской власти на местах не несут ответственности за всё, что происходит на подведомственной им территории, в том числе и на совхозных полях?!
— Как вам сказать!.. — нехотя начал Моряков.
Но был перебит Анатолием Петровичем.
— Да очень просто, в строгом соответствии с законом!
— Конечно, несут!
— Так что же вы, председатель, на глазах которого гибнет ценная сельхозпродукция, сиднем-то сидите, а ведь ещё, как мне известно, продолжаете стоять на учёте в совхозной первичной партийной организации! Или звание коммуниста вас тоже ни к чему не обязывает?!
Вместо того, чтобы честно и обстоятельно ответить на справедливо поставленные вопросы, Моряков вдруг побагровел сытым, жирным лицом, возмущённо вскинул чуть ли не к самой рыжей чёлке редкие брови и, брызгая слюной чуть ли не на весь кабинет, вскричал:
— А что это вы со мной, как с мальчишкой, разговариваете и в мои дела свой нос суёте?! Мне и без вас есть перед кем ответ держать!
— Вот и держите! Только по совести! Хотя... Впрочем, нет никакого смысла время терять на зряшные разговоры!
— Вы это о чём?
— О самом главном: сегодня капусту надо спасать — только и всего! — категорично ответил Анатолий Петрович и, коротко бросив озадаченному председателю: — Всего хорошего! — вышел на улицу. Но на крыльце остановился, словно хотел вернуться, чтобы высказать этому безмозглому упырю, кем тот в его глазах выглядит. Но лишь с горечью подумал: “И зачем только такие люди рождаются, ведь от них никакой пользы, словно от быка — молока, обществу нет! Это в лучшем случае, а в худшем — и вовсе вред выходит, поскольку со своей безысходной некомпетентностью, да что уж там — тупостью! — они любое доброе дело на корню губят... Только, к счастью, на этом свете умных, совестливых людей всё-таки неоспоримо больше. Вот Иван Абрамович, хоть и говорит, что приехал с Украины за деньгами, а по сообщению “районки” школу всего за два года в образцовые вывел, при этом ещё успевает повышать уровень своих знаний, для чего решил получить второе высшее образование! Молодец! Нет, как порой ни серчай на жизнь, но именно по таким, как директор школы, о ней надо судить — и вряд ли ошибёшься...”
От сельсовета, сам управляя повидавшим виды, натужно гудящим “уазиком”, направился к гостинице, ставшей по его воле, их с Марией семейным гнёздышком. Порывисто, словно весенний ветер, вбежав в дом, он застал жену в отдалённой комнате, где была лишь полутораспальная кровать да несколько старых стульев. Правда, на полу был ещё постелен синтетический коричневый ковролин. А Мария смотрела в окно с такой глубокой задумчивостью, что сразу не услышала появления мужа. А когда пришла в себя, то посмотрела на него своими карими глазами с лёгкой грустинкой, которая придавала им такую бездонную, невольно притягивающую глубину, что хоть ныряй в них всей душой — и плыви, плыви и плыви, словно по космической бесконечности.
— Так о чем это мы задумались, дорогая жена? — жизнерадостно, с энергичной теплотой в звенящем голосе спросил Анатолий Петрович. — Уж не думаешь ли с сожалением о том, в какую глухомань я тебя завёз?
— А вот и не угадал, поскольку та местность, где я родилась и выросла, ничуть не насыщенней жизнью, чем эта. Только там вместо безбрежной тайги на сотни верст вокруг простирается полынная, сухая, а в зной и вовсе выжженная степь, где единственное, что радует глаз, так это берёзовые островки, по-тамошнему называющиеся колочки.