— Не переживай, милая, твоя женская судьба сложится удачно! Слово даю! А теперь, будь добра, побыстрей соберись, а то мой друг Иннокентий Авдеев со своей женой Натальей нас уже заждались!
— По какому случаю?
— А ты разве забыла о моем городском обещании?
— Нет! Но мы же к вечеру не готовились!
— Это не совсем так, ибо еще из города я предупредил друга, чтобы он организовал классную — из свежей осетрины! — закуску, а спиртное: водку, коньяк, вино и шампанское — я захватил с собой!
— То-то, занося набитый до отказа рюкзак, я отчётливо слышала, как в нём что-то стеклянное весело позванивало! — сказала Мария и начала быстро приводить себя в порядок.
16
Дружба между Анатолием Петровичем и Иннокентием Авдеевым зародилась ещё в те годы, когда они были вихрастыми пацанами, звались просто Кеша и Толя и, как все мальчишки, страшно любили играть в так называемую войнушку. Как-то само собой получилась, что вся ребятня улицы Короленко, на которой они проживали, разделилась на две не то чтобы враждующие стороны, но на противоборствующие команды — это точно. В зимнее время, когда ночные, навзрыд воющие, вьюги наметали огромные — в два метра и более высотой! — сугробы, в которых снег так плотно слёживался, что при помощи ножовок члены обеих команд выпиливали что-то вроде блоков и из них строили крепости с толстыми стенами и смотровыми башнями. А чтобы они были крепкими и могли выдержать штурм вооружённых не только тугими, как резиновые мячики, снежками, но и деревянными саблями и пиками осаждающих “воинов”, крепость обильно поливали водой, привозимой на конских санях в железной бочке с реки добродушным дядей Петей, мужчиной пятидесяти лет, высоким, с густыми тёмными бородой и усами, в которых прятались тонкие губы, а при улыбке обнажались жёлтые от никотина зубы. Скорей всего, он потакал шустрой ребятне потому, что своих детей у него почему-то не было, а посмотреть, с каким отчаяньем и упорством “воюют” чужие, было ему в большую радость. При успешном взятии одной из команд “вражеской” крепости, “завоеватели” её не ломали, а лишь на самой высокой башне вывешивали свой символический победный флаг. И, как их далёкие предки в Масленицу, “братались”, вечером собираясь в местном клубе, и, бурно подводя итоги прошедшей “войнушки”, и заодно намечали срок новой, ещё более грандиозной, как правило, в следующее воскресенье — единственный свободный от многочасовых занятий в поселковой школе-десятилетке день.
В одной команде верховодил Виктор Авдеев, и хоть Кеша приходился ему двоюродным братом, “воевал” он во второй, руководимой Анатолием. И в школу при любой погоде они ходили вместе, двухкилометровой дорогой в один конец, почти с одного конца посёлка в другой, наперебой говоря о волнующих их юные души вопросах, всё больше и больше сближаясь духовно. И казалось, что во взрослой жизни они пойдут параллельными путями, но судьба рассудила иначе. Иннокентий как закончил школу механизации, так и сел за баранку трактора “Беларусь” и словно прикипел к ней до конца жизни, а Анатолию, тоже выучившемуся на тракториста, в двадцать шесть лет, можно сказать, чисто случайно представилась возможность уже на конкретном, “взрослом” деле проявить сполна все свои незаурядные организаторские способности.
И он не растерялся! Словно много лет только и ждал этого судьбоносного времени, враз окунулся в него с головой, и какими бы ни были бурными его стремительные волны, не захлебнулся, не утонул, выплыл на крутой, обрывистый берег судьбы победителем. Это тотчас было отмечено вышестоящим начальством, и жизненная колея Анатолия совершила крутой, на целых сто восемьдесят градусов поворот. Если прежде он с умом подчинялся начальственной воле, то теперь сам стал повелевать чужими жизнями, по крайней мере, на производстве. По-разному повернулась к ним судьба и на семейном фронте. А именно, если Анатолий женился слишком рано, то его друг, можно сказать, с большим опозданием, только под тридцать лет. Однако это ничуть не мешало двум мужчинам оставаться верными друзьями, делить, как в знаменитой песне, “хлеба краюху — и ту пополам...”
В жёны Иннокентий, видный парень, на которого заглядывалась, по которому вздыхала и сохла не одна девушка в посёлке, взял не местную, а из города, воспитательницу детского сада Наталью. Была она ладного сложения, светловолосой, с немного скуластым лицом, на котором, как весенние небесные всполохи, горели искренним жизнелюбием голубые глаза. Тонкие губы говорили о сильном характере. Так оно на самом деле и было. Вступив в брак, она сохранила независимость взглядов как на саму жизнь, так и на процессы, происходившие в ней. Даже на всевозможных выборах отдавала свой голос только за того кандидата, которого лично она считала более достойным, чем другие. Переехав к мужу в двухкомнатную квартиру, она и на работу устроилась по своей профессии в совхозный детсад, кстати, расположенный через дорогу от дома, в котором жила, в новом одноэтажном просторном брусовом здании, для красоты и сохранения тепла обитом вагонкой по двухслойному толю.