Кочетов отер лоб:
— Не из робкого десятка, однако, парнишечка!
— Не из робкого, а только ни к чему, сказал устало Виктор. — Тут ведь по-всякому повернуться может…
В памяти всплыл солнечный майский день. И это же шоссе. Только машина с пьяным водителем за рулем неслась тогда не в Бердск, а в обратном направлении — к Новосибирску. И догонял ее Виктор в тот раз не на «Волге», а, как теперь Баранов, на мотоцикле. Он беспрерывно давил на педаль сирены, предупреждая об опасности всех, кто был впереди них. В том месте, где на шоссе доверчиво сбегает асфальтовая дорожка, проложенная из Академгородка к морю, на пляж, растянулись в цепочку женщины и дети, идущие погреться на майском солнышке. Услышав сигнал мотоцикла и увидев мчащийся с необычной скоростью самосвал, они разбежались по обе стороны от дороги, но один мальчонка, споткнувшись, растянулся прямо на проезжей части. Тогда Виктор рванулся на мотоцикле в обгон и успел обойти махину самосвала, преградить ему путь. И тут произошло то, чего испугался сейчас Виктор, увидев Баранова впереди грузовика: пьяный водитель самосвала вывернул на мгновение руль вправо, затем внезапно кинул машину рывком влево, прижал мотоцикл Виктора к поребрику и ударил его левым бортом. А они шли на скорости, близкой к девяноста километрам, и сила инерции, объединившись с ударом, кинула мотоцикл наискосок через промежуточную полосу, через второе полотно бетонки, через кювет — далеко на обочину. Тридцать семь метров пробуровил Виктор вместе с мотоциклом (это, конечно, уже потом замерили) и еще восемнадцать без него. Весь ободранный и оглушенный, он все же нашел тогда в себе силы, чтобы вскочить и, более того, продолжить погоню: остановил проезжавшего на собственной «Волге» знакомого академика, и они, таки, настигли нарушителя.
…Железнодорожный переезд Баранов перекрыть не успел: грузовик проскочил под опускавшимся уже полосатым барьером, пересек рельсовую колею и ушел.
— Прямо как в кино, — нервно усмехнулся Кочетов, притормаживая перед опустившимся после времени шлагбаумом; но тут же закричал обрадованно: — О, помощь подоспела!
В самом деле, из боковой улицы на противоположной стороне переезда выскользнул на шоссе ярко-желтый «Москвич» ГАИ, перегородил дорогу. Объехать его было невозможно.
Но преступник, как раньше на Баранова с его мотоциклом, и теперь нацелился с бычьей ослепленностью прямо на неожиданное препятствие. Стало ясно, что он без раздумий ударит «Москвича» мощным бампером и на этаком разгоне сомнет, попросту сметет его с пути.
Водитель милицейского «Москвича» тоже, видимо, понял это: в последнюю секунду резко подал машину назад, увел из-под удара. Громыхая бортами, грузовик помчался по уже пустынной улице Бердска.
В это время по-комариному запел зуммер рации. Виктор включился в сеть, услышал:
— Я Орел, я Орел, вызываю сто семидесятого. Сто семидесятый, где вы? Прием.
— Сто семидесятый докладывает: продолжаем преследование, проходим Бердск.
— Бердскому ГАИ дана команда перекрыть движение.
— Бердчане подключились, но остановить преступника не удалось.
— Плохо, что не удалось. Остается одно: по выходе за город разрешаю…
Пронзительный свист эфира скомкал, оборвал продолжение фразы, но Виктор все понял и, включив передатчик, произнес:
— Орел, я сто семидесятый. Есть применить крайние меры по выходе за город!
Преследование продолжалось. Виктор попросил Кочетова помигать фарами вырулившей впереди них бердской машине.
— Пусть остановится, пересяду туда.
— Зачем? — не понял Кочетов.
— Из «Москвича» удобнее стрелять.
Пересадка не отняла много времени. Бердскую машину вел младший лейтенант Валерий Ненашев. Он понял Виктора с полуслова и, когда они нагнали грузовик, пристроился позади так, чтобы можно было вести огонь по левым колесам — не только по заднему, но и по переднему. Виктор опустил до отказа правое стекло, высунулся по пояс навстречу тугому холодному ветру, вскинул пистолет и раз за разом сделал четыре выстрела по левым скатам — два по наружному заднему, два по переднему.
Попал ли? Он не сомневался, что бил точно, у него имелся уже подобный опыт. Однако сразу определить результат было невозможно. Прошло минуты две, не меньше, пока начали опадать покрышки.
Грузовик потянуло влево. Водитель, надо думать, осознал, что ему не удержать руля, погнал машину на предельной скорости, надеясь, как видно, проскочить хотя бы опасный для себя участок дороги: в этом месте насыпь вздымалась над окружающей местностью высоким гребнем.
Но откосы, хотя и крутые, все же откосы, и, когда машину занесло, она не свалилась, а благополучно скатилась в темноту, под уклон, и лишь там, внизу, на пахоте окончательно потеряла скорость.
— Развернись так, чтобы свет туда падал, — попросил Виктор Ненашева и, покинув «Москвича», понесся прыжками под откос вслед за грузовиком.
Подбегая к нему, увидел, как из кабины выпрыгнули один за другим трое мужчин. Виктор успел перехватить последнего из них — ударил его в прыжке обеими руками в грудь, повалил на землю. Повалил, однако тот, уже на земле, крутнулся волчком и проворно заполз под передок грузовика. Виктор ухватил беглеца за ноги, потянул к себе, но в это мгновение кто-то прыгнул на него со спины, кто-то сильный, тяжелый сбил с ног, остервенело вмял лицом в рыхлую землю.
Виктор напрягся, вывернул голову набок, чтоб глотнуть воздуха, стал подтягивать под себя ноги, готовясь к контратаке. И вдруг почувствовал, как жесткие сильные пальцы, сомкнувшиеся на его шее, разжались. В уши тут же ударил яростный вскрик Ненашева:
— Не сметь хвататься за нож!
В следующую секунду над Виктором сплелись в схватке два извивающихся тела. Виктор мгновенно перевернулся на спину и, с трудом определив, где свой, а где чужой, помог Ненашеву скрутить преступника. Тут лишь вспомнил:
— Их же трое было.
— Знаю, — хрипнул в ответ Ненашев. — Возьмем и тех.
Но их участия не потребовалось: одного, кинувшегося в поле, в темноту, настигли Кочетов с Барановым, а тот, которого в самом начале сбил Виктор, так и остался под грузовиком.
— Ну, ну, вылезай, — тронул Виктор за торчащий из-под машины ботинок.
— Я не виноватый, — дернулся ботинок. — Мы оба не виноватые… Это все он, бандюга этот!
— За рулем кто был?
— Он и был. Он только из заключения, за грабеж отбывал. И опять…
— Замолчь, сука! — скрежетнул зубами связанный и вдруг завопил по-бабьи, с подвизгиванием: — Уберите меня, помогите, спасите, задавит же, задавит!..
Он лежал, стянутый по рукам и ногам, справа от грузовика, и вопль его оказался отнюдь не наигранным: на него по откосу катился «Москвич», оставленный Ненашевым на самом краю насыпи. Видимо, ослабли тормоза, и машина поползла под уклон.
— Ой, задавит же, спасите!..
— Не канючь! — прикрикнул Виктор, кидаясь к нему и ухватившись за веревку, поволок тяжелое тело в сторону.
Но «Москвич» только напугал: неожиданно передние колеса вильнули влево, он съехал в канаву, уперся фарами в землю. Сразу стало темно. До черноты, до красной ряби в глазах. И из этой черноты, откуда-то из-под грузовика, донеслось, сопровождаемое всхлипом:
— Это же тюрьма теперь, верником — тюрьма…
Семь минут
— Подождите, я запишу: дом полсотни шесть, подъезд три, — услышал Виктор, входя в комнату дежурного по левобережному отделению милиции Советского района.
Услышал и тут же забыл: мало ли адресов называется в присутствии милицейского работника в течение дня. В ту минуту он и предположить не мог, что, мельком услышанные, эти слова отпечатаются в памяти, будто вырубленные топором.
Левобережное отделение, обслуживающее рабочий поселок Обской ГЭС, располагается в большом двухэтажном каменном доме. Однако часть дома отдана под книжный магазин, в другом крыле разместилась аптека, и работникам милиции, таким образом, приходится довольствоваться сильно урезанной площадью. Как говорится, не разбежишься.
Комнату дежурного, соответственно, можно с большим основанием назвать не комнатой, а комнаткой: трое-четверо соберутся — уже теснота. Сегодня Виктор застал тут лишь старшего лейтенанта Головина. Возможно, потому, что время близилось уже к одиннадцати вечера. Иван Андреевич говорил по телефону, делая пометки в блокноте.